Онлайн книга «Мятеж»
|
Размечтался боярин, повеселел, тут и солнышко за забором блеснуло, поднялося, выкатилось над хоромами, осыпало златом сусальным кресты на маковках храмов – меньшего, Святого Саввы, и большего, Козьмы и Демьяна. Ой, надо бы зайти – помолитися всем семейством. И в карты больше в княгинюшкой не играти – ушлая больно! Ишь ты, удумала – Степанку, гада, судить! Да не судить таких татей надобно, а в Волхове топить без всякого суда и следствия! Мххх… ну, сволочуга гнусная… ничо, еще посчитаемся! Нет, ну надо же так угодить: вместо дебатов – в реку! Хорошо, не утоп, помог парень-рыбник, что в лодке… Господи! Авраамке спасибо сказать – он же с лодкой распорядился… или не говорить? Для простого слуги, челядина, в боярской благодарности не много ли чести будет? С другой стороны, мало их осталось, челядинов, как и холопов. Указом княжеским всех рабов велено постепенно на ряд – договор – перевести да платить исправно… хорошо, хоть не монетою звонкой, не златом-серебром – хлебом-яствами-едою можно. Подумав, Божин все же собрался было подозвать управителя-тиуна, чтоб тот Авраамку кликнул, да не успел – юный слуга уже сам собою на пороге нарисовался, возник дрожащей невесомой фигурою – боярин аж вздрогнул: – Ты, Авраамка, словно тень ходишь. Я что, тебя позвал уже? – Не, боярин-батюшко Данила Петрович, не звал. Сам я. – Сам?! – Боярин гневно вскинул брови – не хватало еще, чтоб челядь сама, без зова, являлась! – Как посмел? Совсем страх потерял, пес?! Ужо, посейчас велю плетей… – Не надо плетей, боярин-батюшко! – в страхе бухнулся на колени слуга. – Не вели бити, вели слово молвити! – Красиво говоришь! – непритворно восхитился Божин. – На Торгу нахватался, поди? – Тамо… В серых глазах коленопреклоненного отрока сияли такое неподдельное обожание и преданность, что не у каждой собаки увидишь! Данила Петрович аж умилился, махнул милостиво рукою: – Инда продолжай – чего хотел-то? – Тут человечек один приходил вчерась, сразу после вечерни. Ондреем зовут, говорит, Ивановского-ста гостя приказчик. – И что хотел? Продать чего, аль купить, аль серебришка заняти? Да не валяйся ты на коленях, аки червь, встань! – Он про Степанку говорил, господине, – поднявшись на ноги, поклонился слуга. – Про какого Степанку? – Божин поначалу не поверил, переспрсил. – Про того самого, – уверенно пояснил Авраам. – Грит, Степанко тот завтра… сегодня уже, после обедни сразу в корчме Одноглазого Карпа, что на Витковом переулке, будет. Чернь словесами прельщать! – Так-так… – Боярин задумчиво скривился. – Прельщать, говоришь? Витков переулок, это на Славенском… – На Славенском, господине. Меж Ильиной и Нутной. От Торговой площади недалече. – Да знаю я… Вот что, Авраам. А ну-ка, покличь мне сюда парней. Поздоровей которых – Федьку Косого, Игната… ну, сам ведаешь, кого. Степанку приволокли к вечеру. У корчмы Одноглазого Карпа и взяли, как доброхот Ондрей присоветовал. Пока хватали да волокли – нос расквасили, да никто за бедолагу и не вступился, правда, и кричать ему особо не дали – боярина Божина стражи людишки опытные, знали накрепко: ежели уж кого имать-хватать, так зачем же ему кричати? Не дали, рот иматому заткнули накрепко да, притащив, перед боярином отчитались: – Как ты велел, господине, в амбар того шильника Степанку кинули! Велишь пытать? – Велю! Да что там – велю? Самолично пытать буду! Ну, гадина ядовитейшая, попался ты наконец! Смачно сплюнув, боярин потер руки и с ухмылкою спустился с крыльца, направляясь через весь умощенный дубовыми плашками двор к дальнему, в стороне от других, амбару – пытошной. На Виткове переулке, в вытянутой, словно рыбный пирог, корчме Одноглазого Карпа так же вот, к вечеру, собрался народ. Все свои пришли – стригольники, верой старою да мздоимством церковным недовольные. Собралися, пива-медку испили да взялись за свое – клир церковный ругати. – Пастырей по мзде поставляют, – вскочив на лавку, грозил, неведомо кому, кулачищем дюжий мужик в распахнутом на груди добротном кафтане и с пегой всклокоченной бородой. Все звали его Никита Злослов и слушали с явной охоткою. – Рази то истинные пастыри наши, по мзде-то поставленные, к богачеству земному алчные? – сверкая темными очами, грозно вопрошал Злослов. – Таких и у папистов полно было – так в многих немецких да чешских землях их коленом под зад. Свою церкву устроили – справедливую, честную, сам профессор Ян Гус народ свой в том накрепко поддержал! Тако и нам надобно сделати. – Верно, верно говоришь, Никита! – выступил вперед дотоле незаметно стоявший у стеночки сутулый мужик с белым прыщеватым лицом и смурным взором – давешний убивец несчастного Федота со Щитной. – А-а, – обернулся к нему Злослов. – Ондрей! Давненько тебя не видали. Что – послушать зашел? – Не токмо. – Убивец покривил тонкие губы. – Весть дурную принес вам, братие. Боярин Данилко Божин человека достойного, Степана нашего, имал! Пытать похощет да смертию казнить лютою. – Это как это – пытать? – возмутился Никита. – Без суда? Без следствия? Вот так запросто взял – и схватил?! – Так у Данилки-то брате родный – обители Хутынской игумен! Тоже, грят, по мзде, не по правде, поставленный, – подбоченясь, пояснил Ондрей. – Вот и разошелся Данило – что хочет, то и творит, поддержку, гад, чует. – Да все они заодно! – сказал Одноглазый Карп – мужик вертлявый, с лицом продолговатым, желтым да с выбитым в давней кабацкой драке правым глазом. – Сегодня Степанку, а завтра и любого схватят, пытать удумают! – Вот-вот! – заскрипел зубами убивец. – Будем ли терпеть тако, братцы? А то сил у нас нету, что ли? Доброго человека из беды выручить, от смертушки страшной спасти! Боярин Божин на Козьмодемьянской живет, там у него хоромины, кровью да потом чужим нажитые. Думает Данилко – спрячется за забором своим, усидит… Ан нет, шалишь, брат, шалишь! – Идем, идем, братцы! – Корчмарь с готовностью махнул рукой. – Забор Данилкин порушим, ослобоним безвинного, а боярам – пустим красного петуха, за все, за все рассчитаемся! – Верно говоришь, Карп! – Так как, идем, Никита? – Идти-то – идем… – пригладив бороду, Злослов обвел соратников долгим задумчивым взглядом. Потом, почему-то усмехнувшись, покосился на Карпа: – Я чай, человеце, у тя и оружье какой-никакое есть? Нам хучь бы вилы, да сгодились бы и мечи. – Мечей нет, есть копья, рогатины, – тут же закивал корчмарь. – А буде понадобится – так и пороховое зелье сыщу! – Вот так Карп! – восхищенно воскликнули в углу. – Вот так Одноглазый! – Давай, давай, Карпуша, свои рогатины. И зелье пороховое давай! – Ужо покажем Божину, како людей хватати! |