Книга Перелом, страница 7 – Виктория Токарева

— А ты что тут делаешь?

Гале казалось, что чемпионы, даже бывшие, — это особые люди и ног не ломают. Потом сообразила, что чемпионы — богатые люди.

— Есть выпить? — деловито спросила Галя-большая.

— Откуда? — удивилась Татьяна.

— От верблюда. Возле метро продают. Сбегай купи. Был вечер. Татьяне обмотали ногу спиртовым компрессом, и выходить на улицу было нельзя.

— Я не могу, — сказала Татьяна.

— Ты зажралась! — объявила Галя-большая. — Не понимаешь наших страданий. Сходи!

— Сходи! — подхватила со своего места Галя — маленькая. — Хочешь, я пойду с тобой?

Она вскочила с кровати — растрепанная, худенькая. Рубашка сползла с плеча, обнажилась грудь, и Татьяна увидела рак. Это была шишка величиной с картофелину, обтянутая нежной розовой кожей.

— Я пойду с тобой, а ты меня подержи. Хорошо? Истовое желание перехлестывало возможности. Татьяна вышла из палаты. Возле двери стоял солдат Рома — безумно молодой, почти подросток.

Татьяна не понимала, зачем здесь нужна охрана, но охрана была.

— Рома, будь добр, сбегай за бутылкой, — попросила Татьяна.

— Не имею права. Я при исполнении, — отказался Рома.

Татьяна протянула деньги.

— Купи две бутылки. Одну мне, другую себе. Сдача твоя.

Рома быстро сообразил и исчез. Как ветром сдуло. И так же быстро появился. Ноги у него были длинные, сердце восемнадцатилетнее. Вся операция заняла десять минут. Не больше.

Татьяна с бутылкой вошла к Галям. Она ожидала, что Гали обрадуются, но обе отреагировали по-деловому. Подставили чашки.

Татьяна понимала, что она нарушает больничные правила. Но правила годятся не каждому. У этих Галь нет другой радости, кроме водки. И не будет. А радость нужна. Татьяна наливала, держа бутылку вертикально, чтобы жидкость падала скорее.

Когда чашки были наполнены, Галя-большая подставила чайник для заварки, приказала:

— Лей сюда! Татьяна налила в чайник.

— Бутылку выбрось! — руководила Галя-большая.

— Хорошо, — согласилась Татьяна.

— А себе? — встревожилась Галя-маленькая.

— Я не пью.

— Нет. Мы так не согласны.

Они хотели праздника, а не попойки. Татьяна принесла из своей палаты свою чашку. Ей плеснули из чайника.

— Будем, — сказала Галя-большая.

— Будем, — поддержала Галя-маленькая.

И они тут же начали пить — жадно, как будто жаждали.

«Бедные люди… — подумала Татьяна. — Живьем горят в аду…»

Считается, что ад — ТАМ, на том свете. А там ничего нет скорее всего. Все здесь, на земле. Они втроем сидят в аду и пьют водку.

* * *

Перед выпиской Татьяне сделали контрольный снимок. Ей казалось, что шесть недель нечеловеческих усилий могут сдвинуть горы, не то что кости Но кости остались равнодушны к усилиям. Как срослись, так и стояли.

— Что же теперь делать? — Татьяна беспомощно посмотрела на врача.

Врач медлила с ответом. У врачей развита солидарность, и они друг друга не закладывают. Каждый человек может ошибиться, но ошибка художника оборачивается плохой картиной, а ошибка врача — испорченной жизнью.

Татьяна ждала.

— Надо было сразу делать операцию, — сказала врач. — А сейчас время упущено.

— И что теперь?

— Болезненность и тугоподвижность.

— Хромота? — расшифровала Татьяна.

— Не только. Когда из строя выходит сустав, за ним следует другой. Меняется нагрузка на позвоночник. В организме все взаимосвязано.

Татьяна вдруг вспомнила, как в детстве они дразнили хромого соседа: «Рупь, пять, где взять, надо заработать»… Ритм дразнилки имитировал ритм хромой походки.

* * *

Татьяна вернулась в палату и позвонила подольскому врачу. Спросила, не здороваясь:

— Вы видели, что у меня вилка разошлась?

— Видел, — ответил врач, как будто ждал звонка.

— Я подам на вас в суд. Вы ответите.

— Я отвечу, что у нас нет медицинского оборудования. Знаете, где мы заказываем болты-стяжки?

На заводе. После такой операции у вас был бы остеомиелит.

— Что это? — хмуро спросила Татьяна.

— Инфекция. Гной. Сустав бы спаялся, и привет. А так вы хотя бы ходите.

— А почему нет болтов? — не поняла Татьяна.

— Ничего нет. Экономика рухнула. А медицина — часть экономики. Все взаимосвязано…

Теперь понятно. Страна стояла 70 лет и рухнула, как гнилое строение. Поднялся столб пыли. Татьяна — одна из пылинок. Пылинка перестройки.

— А что делать? — растерялась Татьяна.

— Ничего не делать, — просто сказал врач. — У каждого человека что-то болит. У одних печень, у других мочевой пузырь, а у вас нога.

Судьба стояла в стороне и улыбалась нагло.

Судьба была похожа на кишиневскую барышницу с накрашенным ртом. Зубы — розовые от помады, как в крови.

Вечером Татьяна купила три бутылки водки и пошла к Галям.

Выпили и закусили. Жизнь просветлела. Гали запели песню «Куда бежишь, тропинка милая…».

Татьяна задумалась: немец никогда не скажет «тропинка милая»… Ему это просто в голову не придет. А русский скажет.

Гали пели хорошо, на два голоса, будто отрепетировали. В какой-то момент показалось, что все образуется и уже начало образовываться: ее кости сдвигаются, она слышит нежный скрип… Колени Гали-большой работают, хотя и с трудом. А рак с тихим шорохом покидает Галю-маленькую и уводит с собой колонну метастазов…

«Ах ты, печаль моя безмерная, кому пожалуюсь пойду…» — вдохновенно пели-орали Гали. Они устали от безнадежности, отдались музыке и словам.

В палату заглянула медсестра, сделала замечание.

Татьяна вышла на улицу.

По небу бежали быстрые перистые облака, но казалось, что это едет Луна, подпрыгивая на ухабах.

В больничном дворе появился человек.

«Миша» — сказало внутри. Она пошла ему навстречу. Обнялись молча. Стояли, держа друг друга. Потом Татьяна подняла лицо, стали целоваться. Водка обнажила и обострила все чувства. Стояли долго, не могли оторваться друг от друга. Набирали воздух и снова смешивали губы и дыхание.

Мимо них прошел дежурный врач. Узнал Татьяну. Обернулся. Покачал головой, дескать: так я и думал.

— Поедем ко мне, — сказал Миша бездыханным голосом. — Я не могу быть один в пустом доме. Я опять схожу с ума. Поедем…