Онлайн книга «Конец легенды»
|
– Ага, но все равно. Пойдем, дорогой! Андрей прикрыл за собой дверь, засунул гамбургер в микроволновку и приготовился слушать новости. – Ты помнишь тот скандал, который учинил сын нашей благодетельницы? – Забыл как страшный сон. – А, это хорошо… Но этот мерзавец все-таки подал в суд – на родную мать, а? – Это по нашим временам идет за хорошую новость? Какие же тогда плохие? – Ты слушай!.. Иск у него, представь себе, приняли! «Хрен редьки не слаще… Издевается Борода, что ли?!» – Ага! – радостно возгласил Михал Юрич, только руки от восторга не потирая. – И пошлину от него приняли – ох, не маленькую! Иск-то ведь миллионный, да… А когда этот супостат спросил у своего адвоката, какие у них шансы, тот ему – бац! – да никаких почти. Как того «истца» кондрат не хватил – почему!.. зачем тогда за дело брались?! – Ох, эти адвокаты… Никогда их не любил – по определению. – Вот, а адвокат ему так, через губу – вы наняли, я и взялся. Это моя работа, и свой гонорар я отработаю, не волнуйтесь, все будет по закону. А дело – если безнадежное по сути, так и есть безнадежное. – Угощайтесь, Михал Юрич… И чего у нас в сухом остатке? – Тот кинулся исковое заявление отзывать, а ему – поздно! За три дня можно, но они уже прошли. Дело принято, день-час назначен. Он опять в крик – зачем принимали? Знали ведь, что дело провальное! А секретарь ему так спокойненько: нам же тоже зарабатывать надо. Вы подали иск, мы его приняли. Судитесь на доброе здоровье. – Ага – «Зачем нужны на свете дураки?»… Чаю попьем? – За такое и водочки хлопнуть не грех! – На работе?! Никогда!.. А суд уже был? – Завтра будет. Но это не имеет значения. Отклонят иск за ничтожностью. Пять минут, и крандец. – Ага, давайте Стаса туда пошлем. Пусть этот крандец документально зарегистрирует. Информацию ему дадите? – Да я и сам схожу. Доверишь? – Вам не по чину, Михал Юрич. Пусть молодняк бегает. Вы потом подправите, если надо будет. Борода, пыхтя горячим чаем, еще посокрушался над современными нравами, и они разошлись по кабинетам. – Андрюш, тебе тот дедуля обзвонился – который на медвежьи проказы жаловаться приходил. – Валя подняла на него жалостные глаза. – Ждут тебя очень. – Ну, ты ему мою ситуацию объяснила? Что я был временно недоступен? Психологически? – Да, он, конечно, очень сочувствует, но поскольку проблема не снята, даже обостряется, они всем селом очень хотят тебя видеть. – Ладно, еще будут звонить – скажи, номер очередной сдадим, и я в конце недели приеду, наведу шороху. Еще не дойдя до кабинета, Андрей придумал – а не взять ли с собой в поход того дядьку, который прикармливал мишек в заповеднике? Он вроде контактен… Марго Богданова положила ему в папку «Текущий номер», кроме заметок про монастырь и приближающуюся Пасху, еще и сделанный по собственному дамскому разумению «спек» [1] – психологический очерк о теще, которая несколько лет откладывала грошики из пенсии, чтобы «заказать»… собственного зятя. Убивице было за семьдесят, зятю – сорок с лишним, единственный их общий потомок, внук и сын, учился в десятом классе. И тут, наконец, у дамы собралась требуемая сумма… При передаче ее киллеру пенсионерку повязали… Объяснила она свой порыв тем, что зять заел жизнь ее единственной дочери. Пожилой муж заказчицы пребывал в глубокой депрессии, робко предполагал, что «у Юлечки, должно, того… по возрасту… с головой плохо». «Да что ж такое в мире деется?! – мысленно зарыдал Андрей. – Это что ж за люди-то? То дед столетний с ножом на жену идет, то бабуля киллера для отца единственного внука нанимает… Кто-нибудь кого-нибудь в этом мире искренне любит?!» По сути, материал-то был неплохой, да и заметки с клироса были совсем не дурны. Непонятно, отчего девчонка не довела все до конца – будто нарочно нарывалась на скандал… Пасхальную тему надо было доработать немедленно, а материал про слетающих с катушек дедков и бабушек придется отложить до после Пасхи – как-то не вяжется такое с благостным пасхальным настроением. К тому же Андрей обнаружил комментарий психиатра, добытый Оксаной. Вместе с его собственным материалом образовался хороший разворот – «Весеннее обострение». Андрей собрал всех психов в один файл и отправил Бороде с припиской: «Построите всех, Михал Юрич? Заранее благодарен. А.». Зазвонил городской телефон. – Андрюшик, а я щечек из кислой капусты наварила, – послышался голосок Анны. – Да ладно, – будто бы не поверил он. – Правда. Придешь? А мы покажем, как за мамин пальчик держаться научились. «Вот такая у меня теперь жизнь», – подумал Андрей, проходя мимо Вали и показывая пальцем в потолок – «я к себе». – Привет передавай – всем троим. Эта новая жизнь, кажется, вошла в привычную колею. Анна, когда он приходил с работы, демонстрировала ему достижения близнецов, хотя каждый преуспевал в своем. Маняша быстро выучилась открывать глазки. Ванятка в основном наедал пузо, а когда однажды Андрей, щелкнув его по выпиравшей округлости, сказал: «Ну и разъелся же ты, братан!» – разразился таким обиженным ревом, что с кухни прибежала Анна, долго мальца утешала и не разговаривала с Андреем до следующего утра. Со второй медвежьей охоты Андрей привез добычу – пару трехлитровых банок солнечно-желтого, засахарившегося меда. Его утешили, сказали, что засахариться может только настоящий, насквозь натуральный медок. А обнаглевших медведей от пасеки и деревни удалось отвадить – специалист-медвовед Потапов продал терпящим от разбоев какое-то средство, кое требовалось по мере надобности разбрызгивать по периметру охраняемой от захватчиков территории. – Это мое ноу-хау, – ответил Потапов на вопрос Андрея. – Состав – коммерческая тайна. – Ну, Михал Михалыч, я параллельное производство налаживать однозначно не буду, – усмехнулся Андрей, радуясь, что они выехали на асфальт и машину перестало мотать по метровой глубины колеям сельской грунтовки. – Вы мне просто про механизм воздействия расскажите. Это же вам бесплатная реклама. – А, да… Так можно. Это имитация запаха крупного самца – как он сам метит свою территорию. Молодняк отпугивает надежно – не полезут, побоятся получить лапой по загривку. В голосе Потапова слышались несвойственные ему нотки смущения. – И какой процент надежности у этого самецкого «одеколона»? – Ну, семьдесят-восемьдесят. |