Книга Костры Тосканы, страница 102 – Челси Куинн Ярбро

— Да, и что же с того?

Фра Марио хищно осклабился.

— И вы были в них в день очищения, когда на площади горели костры!

— Вполне возможно, — согласился Ракоци, ставя ногу на место.

— Я знаю, что вы были в них. Вас там видели.

Ракоци пожал плечами.

— Но я и не пытался скрываться.

— Зачем вы пришли туда? — вопросил фра Марио, едва сдерживая торжество. Он полагал, что припер иноземца к стенке.

— Боюсь, по той же причине, что и многие горожане. Мне хотелось в последний раз полюбоваться картинами Боттичелли. — Ракоци знал, что играет с огнем, но надеялся, что эта игра отвлечет их от тем, представляющих для него прямую угрозу.

— Флорентийцы пришли туда, чтобы распроститься с тщеславием, — заявил фра Марио.

— В самом деле? Тогда почему же многие плакали, глядя, как пылают творения великого мастера?

Он надменно воззрился на Марио, ожидая ответа.

— Они плакали потому… потому что сердца их исполнились радости, освободившись от бремени скверны… Людям свойственно плакать в значительные моменты…

Марио замолчал. Он злился. Чужеземец вновь выиграл в споре, заставив его обороняться. Следовало перейти в наступление, и молодой доминиканец наклонился вперед.

— Значит, вы признаете, что похитили эти картины?

— Какие картины?

— «Семелу» и «Персефону». — Глаза фра Марио заблестели. Противник ушел в оборону. Еще секунда, и он будет смят.

— Разве их похитили? — спросил Ракоци невозмутимо.

— Да. И вы прекрасно об этом знаете!

— Разумеется… с ваших же слов. — Ракоци заметил замешательство на лицах старших монахов и почувствовал облегчение. Но торжествовать победу было еще рано. — Я рад, — добавил он, — что у кого-то хватило храбрости их украсть!

Признание ошеломило доминиканцев, на что, собственно, Ракоци и рассчитывал. Фра Марио нервно забегал возле стола, потом резко остановился.

— Вы сами это сказали! — вскричал растерянно он.

— Да, — согласился Ракоци. — Сказал. Потому что именно так я и думаю. И еще скажу вот что. Придет время, и мир будет благодарить этого человека.

— Значит, вы тоже могли бы украсть эти картины?

Вопрос был дурацким, ибо открывал карты противника. Незадачливый фра Марио недвусмысленно сообщал, что не уверен в виновности стоящего перед ним человека. Ракоци внутренне возликовал, но ответил не сразу.

— Да, — сказал он наконец. — Если бы мне представилась такая возможность, я обязательно попытался бы. Но я бы унес «Юпитера», а не «Семелу».

Иноземец смотрел Марио прямо в глаза. Его искренность не вызывала сомнений.

Один из сидящих молча монахов кашлянул.

— Синьор Ракоци. — Его голос был удивительно звучным. — Меня зовут фра Станислао. Позвольте и мне задать вам вопрос-другой.

— Я к вашим услугам. — Ракоци понял, что в схватку вступает сильный противник. — Я постараюсь быть с вами откровенным, ибо ваш вид внушает мне уважение. — Он не смотрел на Марио, но знал, что тот уязвлен.

Фра Станислао кивнул.

— Вы говорите, что являетесь наследником Франческо да Сан-Джермано?

— Да, это так.

— У вас есть тому доказательства?

— У меня имеется гербовая печать, которая должна быть вам известна: затемненный солнечный диск на серебряном поле. Кроме того, у меня есть несколько писем от дядюшки и письменные свидетельства двух португальских монахов о его смерти. Я уверен, вы знаете, что он нашел приют в Португалии — у своего знакомца, алхимика Бранко.

Фра Станислао снова кивнул.

— Вы можете предъявить нам все это?

Ракоци тяжело вздохнул.

— Я с момента приезда пытаюсь все это кому-нибудь предъявить, но складывается впечатление, что никому во Флоренции нет до меня дела. Если вы возьметесь за меня ходатайствовать, я с огромной охотой готов довериться вам.

Фра Станислао сморгнул и побарабанил пальцами по столу.

— Хорошо, мы вернемся к этому позже. — Он заглянул в пергамент, лежащий у него под рукой. — Поговорим теперь о донне Деметриче Воландри. Вы ведь хлопочете о ее освобождении, так?

— Да, — согласился Ракоци, ощутив укол в области сердца — Мой дядюшка передоверил мне заботы о ней. Он хотел, чтобы донна Деметриче ни в чем не знала нужды, и положил ей за службу приличное содержание.

— Но она обвиняется в ереси, — тихо заметил фра Станислао.

— Она не признала себя виновной. Обвинение можно и отозвать. Возможно, ее оболгали, запутали, неправильно поняли, — Он горделиво выпрямился и словно бы от волнения заговорил с сильным акцентом, — Я не знаю, как принято здесь, во Флоренции, но в Трансильвании воля покойного — это закон. Освободить бедную женщину, если хотите, — мой долг.

Фра Станислао переменил тон, в его голосе появилась угроза.

— Долг — понятие христианское, а не светское. Вы ведь христианин? И кажется, даже католик?

Ракоци оскорбленно кивнул.

— Мне странны ваши сомнения. Вам ведь известно, что я ежедневно хожу к мессе. Или меня тоже кто-нибудь оболгал? — Он решил вновь рискнуть и грубым ходом сбить допросчиков с толку. — Фра Марио полагает, что я ворую картины. Вы тоже считаете так?

Фра Станислао нахмурился. Чужеземец опередил его, ему ничего не осталось, как пробурчать:

— Я пока что воздерживаюсь от суждений.

— Что ж, обыщите палаццо. Христовы воители уже шарили там, но они были больше заняты порчей вещей и, возможно, что-нибудь пропустили, — Ракоци сдвинул брови, голос его гневно возвысился: — Только прошу, отправьте с этими варварами какого-нибудь достаточно взрослого и разумного человека, чтобы за ними был хоть какой-то пригляд.

— Вы довольно дерзко ведете себя, синьор Ракоци, — сухо заметил фра Станислао.

— Это неудивительно, я возмущен, — Ракоци склонился к столу. — Осмотрите палаццо!

Фра Станислао пренебрежительно отмахнулся:

— Раз вы настаиваете на этом, значит, картин там уже нет.

— Что? — воскликнул Ракоци и осекся, как человек, осененный ужасной догадкой. — Так-так… я понимаю. Если бы мне вздумалось уклониться от обыска, это укрепило бы вашу уверенность в том, что картины украл я. А поскольку я сам прошу осмотреть мое обиталище, вы заявляете, что умыкнутое попросту перепрятано. Чудно, чудно. В любом случае я остаюсь на крючке. А у вас пропадает необходимость опрашивать флорентийцев. Иноземцы всегда во всем виноваты, это очень удобно, не правда ли? — Он в негодовании фыркнул и сжал кулаки.

— Дело вовсе не в том, что вы иноземец! — запальчиво выкрикнул Марио, несмотря на предостерегающие жесты старших доминиканцев. — Просто факты указывают на вас. Вас видели возле картин. Вы разговаривали с Боттичелли.