
Онлайн книга «Тьма над Лиосаном»
— Что, во имя пылающих кораблей? — вскричал сердито, заметив вошедших, Ифор. — Что вы воображаете о себе, осмелившись заявиться сюда? — Высокородная госпожа! — воскликнул один из пекарей, поймавший взгляд Пентакосты. При этих словах Ифор тут же склонил голову, а брат Эрхбог вскочил со своего места, мелко крестясь и сверля вновь прибывшую парочку яростным взглядом. Беренгар отменно вежливо всем улыбнулся. — Нам нужна помощь. Жена герефы стала жертвой ужасного колдовства и спаслась только чудом, — пояснил он, не уточнив при этом, кто именно выступил в роли чуда, ибо надеялся, что это и так должно быть понятно. — Ей нужно поесть, чтобы восстановить силы. А ваше благословение, брат, должно окончательно снять с нее злые чары. — Злые чары? — повторил ошеломленно брат Эрхбог. Остальные замерли, боясь шелохнуться, и Пентакоста отметила с удовлетворением, что заявление произвело должный эффект. В течение четверти часа на кухне никто не работал: все, затаив дыхание, внимали жуткому рассказу. Сент-Герман слышал, как уходили Пентакоста и Беренгар, но не придал этому никакого значения и опять погрузился в изучение минералов, пока не осознал, что до него вновь и вновь доносятся какие-то звуки. Сперва он решил, что это солдат, приглядывающий за огнем маяка, бубнит себе что-то под нос, изнывая от скуки. Но звуки больше походили на детское хныканье, и Сент-Герман пошел к двери, практически не сомневаясь, что обнаружит за ней какого-нибудь ускользнувшего от родителей и забежавшего не туда малыша. Однако на площадке никого не было, а причитания не прекращались. Определив, откуда они исходят, Сент-Герман закрыл дверь и побежал вверх по лестнице, перескакивая через ступени. Осите удалось выползти из-под обломков станка, но жуткая боль не давала ей встать, и она лишь постанывала, истекая кровью, толчками выплескивавшейся из раны, прорванной сломанной костью ключицы. Лицо бедной женщины побледнело, осунулось, дыхание было слабым, поверхностным, на лбу выступил пот. — Это швейная комната… Вам нельзя здесь находиться, — прошептала она подхватившему ее на руки чужаку и вновь провалилась в небытие, задыхаясь от боли. Осторожно спускаясь со своей ношей по лестнице, Сент-Герман натолкнулся на Ингвальта. Тот стоял возле двери, ведущей в покои его господина, с непроницаемым лицом и распятием, зажатым в обеих руках. — Эта женщина ранена, — сказал ему Сент-Герман, — и нуждается в срочной помощи. Прошу вас, посторонитесь. Что бы ни тревожило сейчас вас в моем поведении, давайте перенесем разбирательство на потом. Ингвальт не шелохнулся, лишь скривил губы. — Если с этой женщиной что-либо случится, причиной того будете вы. Спорить с ним было некогда, да и не хотелось. — Ну-ка встань в сторону, олух, — властно и резко произнес Сент-Герман. Этот голос двигал войска, и слуга отскочил к стене, верный привычке повиноваться. Покраснев от стыда, он крикнул в спину столь бесцеремонно одернувшему его чужаку: — Сегодня же все узнают, что у вас с ней шуры-муры. Сент-Герман даже не оглянулся. — Если ты полагаешь, что я собираюсь ее изнасиловать, не стой там столбом, а ступай следом за мной, — проговорил он на ходу. — Поглядишь, что я буду делать. Он подцепил коленом дверную ручку и внес Оситу в лабораторию, где с осторожностью уложил ее на кровать. Уже не впервые за время своего пребывания в крепости Лиосан граф с горечью пожалел, что у него нет макового сиропа. Настойка из анютиных глазок тоже, конечно, облегчала страдания, но не в той степени. К тому же сейчас в его распоряжении не было и ее. Наклонившись над раненой, он сказал: — Я сожалею, но твои муки усилятся. Зато потом кость выправится и срастется практически без последствий. Осита шевельнула ресницами, но вряд ли поняла смысл его слов. Такой перелом, осложненный смещением, заставил бы попотеть и двоих костоправов, но Сент-Герман понадеялся на свой опыт, да и силы, не свойственной обыкновенному человеку, ему тоже было не занимать. Столетия, проведенные в храме египетского бога-врачевателя Имхотепа, даром для него не прошли, и потому он очень сноровисто прижал служанку коленом к стене, потом взял за локоть безвольную руку и, примерившись, потянул ее на себя, одновременно с усилием нажимая на место перелома. Миг — и концы кости сошлись, а целитель, весьма довольный тем, что раненая даже не вскрикнула, принялся туго бинтовать ей плечо. — Как вам удалось это сделать? — хмуро спросил Ингвальт, сунувшись в настежь открытую дверь. — Сделать что? — осведомился Сент-Герман, фиксируя переломленную ключицу валиком из плотно скатанного полотна. — Сложить кости — вот что, — ответил с вызовом Ингвальт. — Вы поводили над раной руками, и обломки сошлись. Сент-Герман покачал головой. — Я их вправил. Сделать это с помощью жестов не удавалось еще никому. Ингвальт ощерился. — Я ведь сам это видел. Все чудодеи и колдуны прокляты как один. Вы тоже прокляты, — заявил он и ушел. Сент-Герман только вздохнул и повернулся к Осите. Та пришла в сознание, но в глазах ее плавала боль. — Боль сразу не пройдет, воспаление тоже, — сказал он мягко и положил руку ей на голову. — А теперь спи. Поддаваясь внушению, Осита уснула и спала крепко, но первые удары ураганного ветра разбудили ее. Она потянулась, тихо вскрикнула и изумленно заморгала глазами. — Что со мной? Где я? — В северной башне, в моих покоях, — ответил от стола Сент-Герман. — Не волнуйся, дверь настежь открыта. Твое целомудрие не пострадало. — Однако… мы здесь одни? — Да, но под приглядом, — сказал Сент-Герман. — Твоей репутации порядочной женщины не угрожает ничто. Она устало кивнула. — Мое плечо… — Оно сломано. Точнее — ключица. Я поставил кости на место и забинтовал перелом. При небольшом уходе все прекрасно срастется. — Он подошел к ней. — Как только захочешь, я помогу тебе сесть. Осита прикрыла глаза. — Как это случилось? Сент-Герман усмехнулся. — Я полагал, ты сама о том скажешь. Я обнаружил тебя на полу швейной, возле разломанного ткацкого станка. Понятия не имею, что там стряслось. Осита попыталась перекреститься, но не сумела, и Сент-Герман помог ей справиться с этим. — Я ничего не помню, — призналась она после паузы. — Я честно стараюсь вспомнить, но не могу. Я сидела за меньшим из ткацких станков, за дверью раздался какой-то звук, а потом — ничего. Я открыла глаза уже здесь. Он доброжелательно и спокойно кивнул: |