Книга Тьма над Лиосаном, страница 31 – Челси Куинн Ярбро

— Не знаю, — Ранегунда поморщилась. — Мы станем вместе молиться за них. Надеюсь, этого хватит. — Она побарабанила пальцами по пергаменту. — Еще что-нибудь?

Новое сообщение далось Амальрику с трудом.

— Герент… сказал мне, что… что видел Карагерна с теми… из леса. — Высказавшись таким образом, он отвернулся, стыдясь своих слов. — Сам я его не приметил. И никто другой тоже… Но Герент убежден.

Ранегунда вздохнула.

— Я с ним поговорю.

— Ладно, — кивнул Амальрик. — А как насчет раненых?

— Я вскоре зайду к ним. — Ранегунда вздохнула еще раз. — Ступай и вели истопить баню. Брат Эрхбог потом станет нас порицать, но мы будем мыться не из себялюбия. Нам, и в особенности тебе… надо смыть с себя кровь. Как свою собственную, так и чужую.

— Конечно, герефа, — пробормотал Амальрик, лицо его приняло отстраненное выражение. — Иноземец хочет видеть тебя. Он уже был у раненых.

— Вот как? — Она обнаружила, что совсем не удивлена.

— Он заявляет, что может помочь им. — Последовало непродолжительное молчание. — Не знаю, как отнесутся к его вмешательству наши.

— Они потерпят, если это пойдет им на пользу, — твердо ответила Ранегунда и, ощутив толчок крови, сказала: — Передай иноземцу, что он может войти.

— Как пожелаешь, — кивнул Амальрик, направляясь к выходу из оружейной, потом приостановился: — Что мне сказать остальным?

— Распусти всех по домам, предварительно назначив патрульных. А сам вымойся в бане и отдохни. Эта ночь, я вижу, изрядно тебя утомила.

Ранегунда вышла из-за стола и в знак уважения к воинской доблести собеседника приподняла свои юбки.

Амальрик изумленно взглянул на нее, потом поднес руку ко лбу.

— Ты слишком добра к солдату, герефа.

— Не к солдату, а к капитану, — возразила она, абсолютно уверенная, что теперь Гизельберт не станет препятствовать ее желанию воздать отличившемуся бойцу по заслугам. — Мы позже обсудим детали твоего нового положения, а сейчас отдыхай. Мне вскоре понадобится твоя помощь. Крестьян надо переселить обратно в деревню, и я хочу поручить это тебе.

— Я справлюсь, — кивнул Амальрик. — Я в вашей воле, герефа. — Он опять поднес руку ко лбу, но уже с большей щеголеватостью, потом, нарочито печатая шаг, удалился из оружейной и остановился перевести дух лишь во дворе, возле крестьянских загонов и клеток, где уже кто-то стоял.

— Иноземец! — окликнул Амальрик.

Сент-Герман, закутанный в темный плащ, обернулся.

— Да, это я.

— Герефа хочет видеть тебя. — Амальрик чуть посторонился. — Ты действительно можешь сделать что-то для раненых?

— Уверен, — сказал Сент-Герман. — Не столь многое, как мне бы хотелось. Но все же я значительно облегчу их страдания, а кого-то, возможно, и исцелю.

Амальрик обдумал ответ.

— В таком случае займись ими. У нас не так много мужчин.

— Да, — кивнул Сент-Герман. — Я это знаю.

Ранегунда уткнувшаяся в массивную, потемневшую от времени книгу, на вошедшего не взглянула.

— Подождите немного, — сказала она, переворачивая страницу. — Я скоро закончу.

Сент-Герман прислонился к стене и так стоял, пока книга не была отложена в сторону. Лишь тогда он позволил себе нарушить царящую в помещении тишину:

— Вы звали меня, герефа?

— Вы видели раненых? — резко спросила она. — Амальрик говорит, вы способны помочь им.

— Да, — Сент-Герман поклонился. — Я имею кое-какой опыт врачевания ран. — «Кое-какой» означало семь сотен лет служения в египетском храме, призревающем умирающих и больных. — И хотя у меня под рукой сейчас нет многих снадобий, я постараюсь как-нибудь извернуться. Если, конечно, мне будет дозволено.

Изворачиваться не пришлось бы, будь алхимический тигль, атанор, готов. Самые сильнодействующие лекарства, способные с легкостью прекращать воспалительные процессы, изготавливались, к сожалению, при очень высоких температурах.

Он поднял глаза. И натолкнулся на испытующий взгляд.

— Я поговорю с теми, кто лежит в общем зале. Если они не откажутся принять вашу помощь, я с благодарностью буду просить вас оказать ее. — Ранегунда откинулась на спинку стула и разрешила себе пошутить: — Жаль, что вы здесь всего только пленник. Иначе я, поскольку у нас не хватает людей, могла бы использовать вас как солдата.

Она рассмеялась абсурдности своей мысли и с удивлением обнаружила, что Сент-Герман не выказывает желания подхватить ее смех.

— Если ваши солдаты на то согласятся, я с большой радостью разделю с ними все тяготы воинской службы, — без даже отдаленного намека на какую-либо иронию заявил он. И добавил: — В любую секунду.

— И… и зачем же? — опешив, пробормотала она, слишком подавленная, чтобы получать удовольствие от завязавшегося наконец разговора.

— Чтобы оберегать вас.

Она отвернулась, обрадованная ответом, но сознавая, что не должна ничему доверять.

— Все это только слова. Ведь вы, вне сомнения, и ранее присягали кому-то. Почему же присяга, данная мне, может вас обязать более, чем предыдущие? Вокруг нас враги, жить здесь слишком опасно. Предпочтительнее сбежать или поменять один плен на другой.

В темных глазах промелькнула усмешка.

— Если бы всё, что удерживает меня здесь, заключалось лишь в каменных стенах, я бы отсюда ушел еще месяц назад.

— Неужели?

Ранегунде хотелось, чтобы вопрос прозвучал язвительно-жестко, но севший голос ее был скорее растерянно-изумленным, и она мысленно выбранила себя.

— Я вовсе не томлюсь ожиданием, когда меня выкупят, Ранегунда. — Он наклонился к столу, сверля ее пристальным взглядом. — Я хочу лишь одного: быть там, где вы.

— Потому что вы опрометчиво связали себя данной мне клятвой? — с фальшивой язвительностью спросила она.

— Нет. — Он наклонился ниже. — Между нами есть связь. Более неразрывная, чем словесные узы. Ее уничтожит лишь смерть.

Ранегунда в отчаянии затрясла головой.

— Вы пытаетесь сбить меня с толку. Но я не дам себя провести. И приму вашу помощь. Но не потому, что вам верю, или… из-за влечения к вам. Я просто нуждаюсь в поддержке. А вы предлагаете мне услуги, надеясь, что я спрошу за вас меньший выкуп. Вот что происходит на деле, и не смейте мне возражать. Ни один мужчина не засидится в плену по собственному желанию.

Он потянулся к ней и провел пальцем по линии ее подбородка. Потом сказал — чуть иронично, но с нотками подлинной нежности:

— В таком случае я, возможно, вовсе и не в плену.

* * *

Письмо торгового посредника Бентуэта (франконский Квентович) к Ротигеру в Рим. Доставлено в Оксер с купеческим караваном, потом передано группе монахов, направляющихся в Фараксинетум, затем попало на борт уходящего в Остию корабля. Получено адресатом 6 апреля 938 года.