Книга Шесть мессий, страница 106 – Марк Фрост

— Я не знаю, как описать это в твоих понятиях.

— Давай в своих.

Она помедлила, после чего решительно заявила:

— Он потерял душу.

— Ты можешь сказать как?

— Душа способна покидать тело и совершать дальние странствия, но она всегда возвращается в покинутое тело. На сей же раз путь назад был прегражден.

— Прегражден?

— Когда душа отсутствует, ее место может оказаться занятым.

— Кем или чем?

— Уиндиго.

— Это что или кто?

— Демон.

Перед его мысленным взором промелькнуло воспоминание о студенистой массе в ее руках. Он почувствовал себя беспомощным и растерянным.

— Как это происходит?

— Какая разница?

— Полагаю, никакой… Мэри, я…

— Меня зовут Ходящая Одиноко.

Дойл кивнул, принимая это как знак доверия.

— Могу я что-нибудь…

Она покачала головой.

— Сейчас это зависит от него.

Дойл проследил за тем, как она медленно подняла Джека на ноги и усадила в седло — тот вел себя как послушный лунатик, — и вернулся к остальным.

Среди его спутников только Лайонел Штерн не умел ездить верхом, и его решили посадить на крупного, смирного мерина. Сейчас он стоял, держа поводья в вытянутой руке, и опасливо смотрел на добродушное животное, затем произнес, ни к кому не обращаясь:

— В принципе, я против самой идеи сидеть на ком-то, кто крупнее и глупее меня самого.

Иннес вместе с Престо изучали разложенную на камне карту.

— Тот старик на складе сказал, что тут, поблизости, можно найти дорогу, не обозначенную на карте. — Престо провел линию с востока на запад.

— Что за дорога?

— Психи проложили ее сами: полагаю, она выведет нас прямо к их поселению.

— Долго ехать? — поинтересовался Дойл.

— Если ехать прямо, возможно, будем на месте поздно вечером.

— А что это за место такое, Каньон Черепа?

— Станция почтовых дилижансов. Если мы срежем путь через эти холмы, то выберемся на дорогу на десять миль западнее, — пояснил Иннес, прекрасно разбиравшийся в картах и топографических планах.

— А еще он сказал, — продолжал Престо, — что последние пять лет здесь проходит уйма народу: все прямо-таки валом валят в этот Новый город.

— По большей части это сумасшедшие фанатики с горящими глазами, — подхватил Иннес. — Он также сказал нам, что вчера спозаранку пять человек сошли с поезда и наняли лошадей.

— По описанию это точь-в-точь Фридрих Шварцкирк и его банда. — Престо понизил голос и бросил взгляд на Ходящую Одиноко. — Во всяком случае, насчет одного, с голубым стеклянным глазом, ошибиться трудно.

Брови Дойла насупились: он даже не задумывался о том, что нападение на индианку могло быть как-то связано с этой бандой.

Рядом послышался громкий треск. Седельная сума Лайонела грохнулась на землю, в то время как сам он сидел на лошади задом наперед, вцепившись в заднюю луку седла.

— Кажется, — пробормотал молодой человек, — мне не помешала бы некоторая помощь.

Из окна своего номера на втором этаже гостиницы Фрэнк наблюдал за Домом надежды. На подоконнике за час уже скопилось немало сигарного пепла.

С условленной встречи с преподобным Иаков не вернулся. В шесть часов Эйлин отправилась за ним, но ее не пустили: часовой-чернорубашечник заявил, что встреча еще продолжается и ей не о чем беспокоиться. Инстинкт, однако, подсказывал женщине нечто противоположное, и в гостиницу она вернулась расстроенной. Фрэнк успокоил ее, как мог, и дал слово найти Иакова и встретить ее после спектакля.

Не то чтобы ему самому не о чем было беспокоиться… Эйлин сказала, что китаец находился в их фургоне на протяжении всего пути от Викенбурга, включая то утро, когда Макквити видел их в Каньоне Черепа, так что убийца, можно сказать, ускользнул у него из-под носа. Сейчас Чоп-Чоп, вероятно, скрывался где-то в Новом городе. Канацзучи — так его зовут, — он из Японии, а не из Китая, и если хоть половине того, что рассказывает Эйлин, можно верить, то и его, и того малого по имени Иаков привели сюда кошмарные сны насчет той черной колокольни.

В прежние времена одного этого ему хватило бы, чтобы опять удариться в пьянство.

Одна часть его дилеммы обрела, однако, кристальную чистоту: если он всерьез намеревался иметь дело с Эйлин (а он после разговора с ней хотел этого больше, чем когда-либо), то, засадив пулю в этого япошку, он снизит свои шансы меньше чем до нуля. Стало быть, это помещало его между молотом и наковальней, да так, что Фрэнк подобного и припомнить не мог.

Он посмотрел на часы: полвосьмого. Спектакль должен начаться в восемь. Фрэнк хотел отправиться в Дом надежды, но для этого нужно было дождаться темноты. Так же сильно, если не больше, ему хотелось увидеть Эйлин на сцене.

Оленья Кожа вышел из комнаты; приблизившись к лестнице, посмотрел вниз, стараясь остаться незамеченным. Юнцы все еще дожидались его в вестибюле. Он проверил все двери в холле, нашел открытую, проскользнул туда, выбрался в окно, спустился по водосточной трубе и направился по переулку к главной улице. У театра уже собралась большая толпа людей в белых одеждах.

Стало быть, посмотреть выступление Эйлин в этом или любом другом спектакле у него не получится. Ну что ж, это едва ли лучшая побудительная причина для того, чтобы остаться в живых.

Затаившись среди лачуг, Канацзучи наблюдал за тем, как люди в белых одеждах заходили в театр. Факелы, установленные в держателях перед фасадом, начали разгонять уже сгущавшийся сумрак. Он выждал еще пять минут, потом пересек опустевшую улицу и нырнул в переулок, ведущий к конюшням.

Удалось выяснить, что преподобный Дэй обитал в кирпичном доме напротив театра. В том, что этот человек знал расположение подземного храма и местонахождение книг, Канацзучи не сомневался.

Дом основательно охранялся. Караул состоял из людей в черном, лучше вооруженных и выглядевших гораздо опаснее всех одетых в белое горожан, которых он видел. Чтобы проникнуть внутрь, ему потребуется «косец».

Любопытно: вскоре после того, как Канацзучи начал вести наблюдение с этого пункта, он стал свидетелем явного сбоя в поведении людей в белом, как будто контроль, под которым они все находились, был кем-то упущен. Некоторые замирали посреди улицы, другие падали на колени, несколько человек определенно испытывали сильную боль. Однако продолжалось все это считанные минуты: контроль восстановился, и люди в белом немедленно вернулись к своим делам, словно ничего и не случилось.

Когда он вошел в конюшню, там не было ни души. При свете единственной зажженной лампы он вышел во внутренний двор, где стояли фургоны странствующих артистов, остановился и прислушался. Никого. Японец осторожно раздвинул полотно задней части фургона, в котором ехал, и увидел наведенный прямо на него винтовочный ствол.