
Онлайн книга «Истукан»
![]() Бумага на коленях у бородатого оказалась картой. Он водил по ней карандашом, рисуя линии и кружочки. – Слушай, – сказал он. – Тут никакого Пустозема нет. – Ну правильно! Он по картам и документам проходит как, извиняюсь, Перспективный. Но у нас все по старинке говорят – Пустозем. – Ага, Перспективный, есть такой... – Вы, извиняюсь за выражение, откуда, мужики? – спросил Гендос. – Издалека, – вздохнул бородатый мужик. – Значит, Пустозем, говоришь? – Сто пудов – Пустозем! – побожился Гендос. Бородатый сунул руку под панель и вытащил микрофон рации на витом шнуре. – База, база, как слышно? – В рации заскворчало. – Слышь, Петрович, а Пустозем, в смысле Перспективный, в плане? Я что-то не пойму... Рация еще раз проскворчала. Гендос, сколько ни напрягал уши, ни слова не разобрал. Но бородатый все выслушал и вернул микрофон на место. – Надо проверять, – сказал он. – Будем проверять, – безразлично отозвался шофер. Гендос почувствовал тревогу. Что это, интересно, они собрались проверять? И за какие грехи их поселок надо проверять? А может, зря он к ним подсел? – Вы, извиняюсь, чего хотели-то? – неуверенно спросил Гендос. – Тебя как зовут, милейший? – спросил вместо ответа бородатый. – Гендосом. Генка я. А вы... – Скажи нам, Генка, прошлой ночью слышал ты что-нибудь? Или, может, видел? Что-то странное, а? – Слышал. И видел. К дежурной сестре шабашники приходили, которые крышу делают, так вот она с ними всю ночь спирт пила. – Какой спирт? Какие шабашники? – В больнице. Я всю неделю там пропадал, только сегодня вот домой отпустили. – Тебя, значит, не было тут? – разочарованно проговорил бородатый. – Не-а. Не было. Я в городе был. Во, гляди, – он продемонстрировал забинтованную ладонь. – Работал, извиняюсь за выражение, на току, и какая-то погань в болячку попала. Рука опухла что лопата и болит же, сволочь! Ну, я в город, к докторам. Те болячку срезали, а оттуда как потекло! Чуть не пузырями! И такое ведь вонючее... – Жаль, – сказал бородатый. – Что ж, придется по дворам походить. – Чего ищете-то? Может, я знаю? – Ищем, милейший, метеориты. Как назло, в грозу упали, никто не видел и не слышал. Уже с десяток деревень объехали – хоть бы что! – Ну, это надо у людей узнать, – рассудил Гендос. – Если что, могу подсобить. Работать мне все равно пока нельзя, а я тут всех, извиняюсь за выражение, знаю. Ему вдруг приглянулась роль участника научной экспедиции: возят на машине, спрашивают, интересуются, а ты им только показываешь да рассказываешь: вот тут колодец, вот коровник, вот силосная яма... Ничего они, конечно, не найдут – в Пустоземе сроду ничего не происходило, – но все равно приятно. – Посмотрим, – сказал бородатый. – Это уже поселок, что ли? Он указал на верхушки крыш, показавшиеся за бугром. – Точно, – кивнул Гендос. – Вон первый дом, там Ызя живет. – Кто-кто? – Ызя, говорю, механизатор. Только у него трактор покамест отобрали. Он весной, извиняюсь, уснул за рычагами да и снес курятник, а потом хорошо в болоте застрял, а то б еще чего натворил. – Чей курятник-то, свой? – Еще чего – свой! Пастуха, Сквалыгина. Тот тоже чудик. В прошлую весну переводил стадо через брод, и у него двух коров в реку унесло! Одну потом вытащили, а другая так и плавает, может, уже и морской коровой стала, извиняюсь за выражение. Или, наверно, кто-то прибрал к рукам. А вон видите домик? Там Гена-грех живет. Вот он чудило, каких еще поискать надо. Отсюда не видать, у него трубы вкруг дома. Решил, извиняюсь, устроить себе канализацию – чтоб все из нужника прямо в канаву. Ну и что, на другой день вся его канализация на соседском дворе плавала. Хотели ему за то морду бить, но не стали – он назавтра полез на крышу ставить ветровой двигатель и свалился, руку сломал. Незнакомцы переглядывались, медленно шалея от потока столь занимательной информации. – А вон избенка серенькая, видите? Там Варвара, вдова. Баба хорошая, но суровая. Одна живет – и муж, и сын померли. Сын – вертолетчик был, разбился. – Вертолетчик, говоришь?.. – произнес наконец бородатый. – А все-таки с кем поговорить тут можно? – А с кем хошь, с тем и говори. Вон хоть бы с Бабаем, он небось дома сейчас сидит. Но тот тоже с мозгами набекрень. В прошлый год бабку свою накормил, извиняюсь, мухоморами. Набрал их целый карман, как нарочно, отварил – кушай, говорит, дорогая бабушка, на здоровье. А сам, стервец, сидит смотрит, чего ей будет. А ей чего – денек в туалете помаялась, а на другой уже на работу вышла... Одна захватывающая история сменялась другой, приезжие все больше сатанели, но слушали. Вскоре «уазик» въехал на улицу поселка. * * * Вечером, когда Егорыч работал на огороде, к нему заглянул дед Харлам. – Ну чего, сходил ты к москвичам? – спросил гость. – Каким москвичам? – удивился Егорыч, отставляя лопату. – Ну, что сегодня приехали. Сходил? – Кто приехал? Зачем к ним ходить? – недоверчиво переспросил Егорыч. – Вот же голова трухлявая! – всплеснул руками дед. – Ты ничего не слыхал, что ли? – А когда? Я только с работы, чуть поужинал, сразу сюда... – Ну, человек! – рассмеялся дед Харлам, радуясь, что именно ему выпало сообщить такую замечательную новость. – Москвичи приехали. Сказали, в грозу с неба падали камни, и теперь ищут, где они лежат. – Да ты что! – оторопел Егорыч. – Беги скорей, дурилка! – радостно засмеялся дед. – Их в учительском доме поселили. Беги разбирайся. Егорыч отбросил лопату и выскочил за калитку, не потрудившись надеть рубаху поверх потной майки. Учительский дом был в самом конце поселка. Его так прозвали, потому что раньше туда каждую осень селили новых учителей – молодых ребят, приезжавших работать в деревню, чтоб не попасть в армию. Долго никто не задерживался, обычно через полгода и след их простывал. А на следующую осень приезжали новые. Пару лет назад школу упразднили – мало стало учеников. Оставшимся приходилось ездить теперь в Белые Грязи – большую деревню в пяти километрах от поселка. Но дом в народном сознании так и остался учительским. Хотя селили в него теперь только шабашников, командированных и прочий временный люд. Егорыч издалека приметил незнакомый желтый «уазик», приткнувшийся к крыльцу. Рядом сидел на чурбачке толстый бородатый мужик в очках и хлебал из пластмассовой бутылки газировку. На подбежавшего Егорыча он посмотрел задумчиво, но без интереса. |