Онлайн книга «Желтая линия»
— Что ты устроил, Щербатин? — спросил я, вышагивая вслед за ним вдоль забора. — Пищевые разработки. Три дня пути. Меньше года по-нашему до первого холо. Правда, отправляемся уже завтра. — А восстанавливаться? — А в дороге восстановишься. Какая разница, где пузо чесать — здесь или в трюме? — Он вдруг остановился и ткнул меня пальцем в грудь. — Я вытащу тебя из этой чертовой робы не за четыре и даже не за два года, а меньше чем за год! Осознаешь? — А что это за пищевые рудники? — Да не рудники, а разработки. Не знаю еще. Но, думаю, лучше, чем несколько лет вручную чистить дно каналов или дышать песком на камнедробилке. Может быть, ты считаешь иначе? — Я — как ты… Через крошечное окошко в стене нам выдали картонные тарелки и дощечки-ложки. На тарелке покоилась влажная темно-зеленая масса, похожая на перетертую траву. Она и на вкус оказалась, как трава. — Не отравимся этим комбикормом? — с опаской спросил я, робко пробуя кушанье на язычок. — Посмотрим, — философски заметил Щербатин. Комбикорм оказался очень питательным, кроме того, после него не хотелось пить. — Сбалансированный корм для трудолюбивых двуногих, — сообщил мой приятель, поглаживая живот. — Здесь, кстати, можно есть сколько хочешь. Им не жалко. Проголодаешься — сразу иди сюда и проси добавки. — Откуда ты знаешь? — спросил я. — Что? — Да все. Ты все тут знаешь. Не первый раз, что ли? — Ничего я особенного не знаю. Просто не сижу на месте с унылой рожей, как ты. — Нет, постой. Как ты смог устроить нам пищевые рудники? По блату? — Просто умение контактировать с людьми. Профессиональное качество. Был бы у меня блат — остались бы здесь. Вон, видишь? — Он кивнул в сторону мужика в зеленой робе, который бродил по траве и подбирал в бумажный мешок брошенные картонные тарелки и белые носки. — Очень милое занятие, все равно что садовник. — Нет, Щербатин, ты меня не путай. Отвечай: откуда ты все знаешь? Ты ведь не наугад тогда номер набрал, знал же, куда позвонить, чтобы нас вывезли сюда? — А-а, вот ты о чем… Ну да. Была кое-какая информация. А что? — А ничего. Ты вообще кто? Международный адвокат? Или межпланетный адвокат? — Что ты несешь? — То и несу. Просто спрашиваю. Что ты там говорил про какие-то галактики, планеты? — Да, мы в другой галактике. Ты еще не убедился? — Ага, стало быть, между нашей Землей и этой галактикой ходят регулярные рейсы. — Нет, не регулярные. Но добраться можно. И нам повезло. К чему ты клонишь? — Щербатин… — Я потряс головой. — У нас там дома академики все лысины себе прочесали — есть ли хоть где-нибудь братья по разуму. А оказывается, до них чуть ли не на попутке добраться можно. — Ну, примерно так. И что? — Почему они с нами не вступают в отношения? Почему не прилетят, не помогут чем-нибудь?.. — А на кой ляд мы им сдались? — Ну, как… — растерялся я. — Да, как? Вот скажи мне, Беня, ты был когда-нибудь в Бобруйске? — Нет. — А почему? — А что мне там делать? — Ну вот! Ты сам и ответил на свой вопрос. У тебя же не возникало желания приехать в Бобруйск, помочь им там чем-нибудь, а? — Ну, то Бобруйск, а то другая галактика. — И что? Люди-то везде одинаковые. И обитаемых миров — тысячи. Наш, кстати, не лучший. — Неужели им неинтересно, как там у нас? — Тебя снова спросить про Бобруйск? — Деловой ты, Щербатин, просто сил нет, — процедил я. — Все-то у тебя просто и понятно. — Ага. А разве плохо? Жизнь — она и так непростое дело. Так зачем ее усложнять? * * * После четвертой кормежки, когда на перетертую траву без тошноты я смотреть не мог, Щербатин привел меня к выходу из зоны отдыха. Здесь уже бродили туда-сюда человек сто пятьдесят доходяг, согласившихся работать на пищевых разработках. Все настороженно поглядывали друг на друга и не разговаривали. Готов биться об заклад, каждый думал: «А не оказался ли я в дураках, согласившись на эту подозрительную работу? А нет ли тут подвоха?» Только мы с Щербатиным были, можно сказать, безмятежны. Я успел смириться, а Щербатин — он вообще смотрел на жизнь оптимистически. Человек в зеленой робе вывел всех нас за пределы станции. Я не больше минуты созерцал пейзаж планеты. Я увидел только, как рыжая пыль клубится по безжизненным камням. На пустой каменистой площадке нас ждал огромный обшарпанный звездолет — угловатый, тяжеловесный, на изогнутых утиных лапах. И тоже рыжий — видимо, от ржавчины. Он был горячим — жар чувствовался за несколько метров. — Заходим! Заходим спокойно! — командовал кто-то в зеленой робе. — Не толпиться. Места хватит. Я последний раз взглянул на пересыльную станцию. Она смотрелась, как скопище старых сараев посреди пустыни. Я-то, наивный, считал, что звездолет — это цветные лампочки, мягкая обивка и улыбчивый экипаж в серебристой униформе. А нас сунули в омерзительный темный трюм с железными стенами. Совершенно голый, только кучи тряпок по углам да пятна разбросанных повсюду одноразовых носков. Когда начался взлет и судно заложило хороший вираж, мы все покатились по полу, как горох. Хуже всего, что ничего не было видно. Просто темная железная коробка, которая тряслась и грохотала. Потом, правда, под потолком разгорелись крошечные желтые светильники. — Людишки… — с жалостью проговорил Щербатин. В слабом свете я оглядел трюм. Звездолет шел ровно, и никто уже не катался от стены к стене. Люди расположились на полу тут и там, их скорченные тела напоминали жалкие темные кучки. Только испуганные глаза поблескивали из мрака. За железными стенами грозно урчали двигатели. — Щербатин, где здесь туалет? — спросил я. — Не знаю… Наверно, где понравится, там и туалет. Погляди, вон какие-то баки у той стены… Позже самые активные пассажиры выяснили, что действительно баки можно использовать как отхожие места. А также нашли заслонку в стене, по которой нужно стучать, когда проголодаешься. Комбикорм на картонных тарелках здесь ничуть не отличался от того, что давали на станции. Я основную часть полета провалялся на тряпках — это были грязные обрывки одежды. Щербатин же с его деятельной натурой усидеть на одном месте просто не мог. Он, кажется, успел познакомиться со всеми. Его голос слышался то слева, то справа. Я только успевал удивляться: о чем он с ними болтает? — Сочинил что-нибудь? — спросил он как-то раз, укладываясь рядом на ночлег. |