Книга Желтая линия, страница 96. Автор книги Михаил Тырин

— Здесь всем плохо. Всем и всегда.

На одном из верхних этажей мы наткнулись на какого-то служителя. Сонный, отчаянно зевающий, он брел по коридору, держась за стену. Скорее всего вышел по нужде. Щебатин тут же сгреб его за грудки.

— Мне нужно найти одного человека, — сказал он. — Это женщина, ее привезли вчера вечером.

— Где я буду искать, их тут тысячи! — попробовал возмутиться санитар, но Щербатин его встряхнул, а затем любезно подсказал:

— В инфоканале.

— У меня доступа нет!

— Сейчас будет, — пообещал Щербатин и ткнул ему в лицо ружье, которое до этого прятал под накидкой.

— Ой! — пискнул санитар.

— Быстро веди к терминалу! — рявкнул Щербатин.

Мы поднялись на этаж и вошли в небольшую тускло освещенную комнату, очевидно, какое-то рабочее помещение. У одной стены стояли в ряд четыре терминала, у другой — две сдвинутые кровати. На них спали, скорчившись в три погибели, сразу несколько человек.

— Шико, просыпайся, — испуганно забормотал наш санитар. — Вставай, к тебе пришли.

Поднялся какой-то всклокоченный субъект, протер глаза и изумленно уставился на нас. Щербатин уже спрятал оружие, но его физиономия была пострашней, чем наконечник плазмового ружья.

— А ну, подъем! — скомандовал он, сдергивая Шико с кровати. Тот ошалело хлопал глазами и даже не пытался возражать. По одежде было видно, что мы важные господа, и перечить нам пока не решались.

— Ищи. — Щербатин пихнул Шико к терминалу. — Молодая женщина, зовут Лисса. Привезли вечером. Где она, на каком этаже?

Опасливо озираясь, оператор положил пальцы на клавиши. Наш провожатый попытался улизнуть, но Щербатин вовремя схватил его за шиворот и отбросил к стене.

— Как зовут? Лисса? — Шико повел пальцем по экрану. — Нет такой. Не значится.

— Как это «не значится»? — рассвирепел Щербатин. — Вечером значилась, я сам смотрел. Ищи лучше.

— Значилась, — согласился оператор. — А теперь нет. Зачем она вам, у нее даже нет холо.

— Не твое дело. Ищи дальше.

— Чего искать, она выписана из системы.

Щербатин на некоторое время умолк, сверля Шико глазами.

— Это что же означает? Как это «выписана»?

— Наверно, умерла во время процедуры. — Шико зевнул. — Если вам так надо, спуститесь в подвал, там хранятся трупы. Найдете — можете забирать.

— Какие трупы? — У Щербатина до хруста сжались кулаки. — Кто умерла?

— Сами смотрите. Была, теперь выписана…

Началось что-то страшное. Разлетелся вдребезги терминал, полетели кувырком кровати вместе со спящими санитарами, затрещали стулья. Я напрасно убеждал Щербатина, что эти люди ни при чем. Он твердил, что здесь все «при чем».

Я хватал его за руки, оттаскивал, но не мог с ним справиться. Рано я решил, что мы сбросили злость. Злости хватило бы еще на десяток таких погромов.

Не помню, сколько человек изначально было в комнате, но теперь осталось только двое. Один лежал без сознания, а второго придавило кроватью, и он трепыхался, как в капкане. Я смотрел на разбитое окно и думал, не выкинул ли Щербатин кого-нибудь сгоряча. Наконец я обхватил его и выволок в коридор.

— Ну и кому ты сделал лучше? Ей или себе?

— Время войны, — проговорил он. — Я не собираюсь делать лучше, я буду делать только хуже. Все, черта пройдена. Оставь меня, Беня.

— Какая война? В чем виноваты эти люди?

— Все виноваты, абсолютно все. Даже искать не надо.

Все-таки он выдохся. Сразу стал как будто меньше ростом, потух, обессилел. И лицо стало безразличным и невыразительным, словно пустой лист бумаги.

— Надо проверить, — пробормотал он. — Они ведь могли и ошибиться, да? Может, имя перепутали, может, чего не так поняли…

Бесполезно было говорить ему, что система не ошибается. Он все видел сам на мониторе. Надо было поскорей уводить его отсюда, тащить домой, укладывать в кровать. Мы пробегали целую ночь, на почве последних событий у кого угодно может мозги заклинить.

По улицам расползался влажный подслеповатый рассвет. Сырость проникла под одежду, кожа сразу покрылась мурашками. Я почувствовал, как дико устал сегодня. Щербатина я держал за локоть, как бы напоминая, что он не один в этом мире.

— Ух ты! — воскликнул он. — А вот и виноватые пожаловали.

Высоко над нами покачивались два аэровагона — черных с оранжевыми полосами. Социальный надзор. Один развернулся и начал опускаться на крышу больницы, второй садился прямо на наши головы.

— Санитары вызвали, — со злостью процедил Щербатин. — Надо было всех добить, не жалеть… — Он затравленно обернулся, решая, куда бежать.

— В подземку, — сказал я. — Метров двести по прямой и в подвал.

— Не успеем, Беня. А собственно, чего мне от них бегать?

Я не успел ничего сделать. Щербатин откинул полу накидки, и через мгновение ввысь разлетелись веером бледно-оранжевые плазмовые стрелы. Пилот попытался развернуть машину и удрать, но она уже горела. Она по-прежнему снижалась, с каждой секундой становясь все более неуправляемой. Наконец, ткнулась застекленной кабиной в стену дома и обрушилась на тротуар, разбросав куски дымящегося пластика.

— Вот так, — едва слышно проговорил Щербатин. — Кто не спрятался — я не виноват.

— Ты кретин, — обреченно произнес я.

Мы бежали к подземке. Улица все еще была безлюдной, но падение аэровагона наверняка разбудило всю округу. Неожиданно справа сверкнула желтая вспышка, и тут же на тротуаре задымилось черное пятно. По нас стреляли с края крыши больницы, но из-за большого расстояния не могли попасть. Пока не могли.

Не дожидаясь чьей-то снайперской удачи, я подтащил Щербатина вплотную к стене дома. Теперь нас прикрывал узкий козырек, появилась пара минут, чтобы сориентироваться и что-то решить.

— С какой стати мне прятаться! — заявил Щербатин и полез со своим ружьем прямо под огонь соцнадзора.

Я поспешно втащил его обратно под укрытие.

— Щербатин, черт тебя побери! Сейчас наше дело — смыться отсюда. Пока они не считали наши номера, они нас не знают. Стоит нам попасть под сканер, и нам зачтется все — и твои выходки в больнице, и сбитая машина. Выберемся — тогда будешь искать виноватых.

— Чего их искать? Вон, сами на нас прут.

— Отдай мне ружье.

— Не отдам.

— Ты невменямый, Щербатин, тебя нужно спасать. Молчи и делай, что я говорю.

Я внимательно огляделся. Вокруг только прямые улицы и одинаковые прямоугольные дома. Район простой и открытый, словно разлинованная тетрадь. Нарисуй на этой тетради хоть точку, и она не останется незамеченной.