Онлайн книга «Отраженная угроза»
Сенин, я, кажется, соскучилась. А ты? Смотри там не переженись по-новому, я такого не переживу. Целую, Сенин, пока!» Она приблизилась к объективу и оставила на нем пятно губной помады. В последний момент Сенин успел заметить на ее лице новые морщинки. Он вздохнул и вернулся в реальность, где его поджидал Макреев с компанией, проклятая богом планета Евгения и масса неприятных вещей. Сенин скопировал письмо в блокнот и отправился в гостиницу. В коридоре он на всякий случай толкнул дверь Валенски. Он был уверен, что тот снова торчит в лаборатории, однако дверь открылась. Биолог сидел за столом, перед ним был его таинственный деревянный ящик с откинутой крышкой, а также масса разных предметов – большая лупа, набор кистей и что-то еще. Валенски дернулся было, желая укрыть свое богатство, но было поздно. – Секретничаешь? – усмехнулся Сенин. – Давай-давай, одним секретом больше – мне уже не повредит. Биолог кисло улыбнулся. – Ладно уж, показывай, – сказал Сенин, – что там у тебя? – Камни, – ответил биолог. – Камни? – удивился Сенин. – Надеюсь, драгоценные? – Ну, почти. Вообще-то, это камни шанко. Сенин слышал про искусство шанко. Он знал только, что это особый метод рисования на камнях. В ящике биолога было несколько десятков ячеек, где лежали круглые камни, покрытые очень тонким рисунком. – Увлекаешься рисованием… – пробормотал он, разглядывая коллекцию. – Это не просто рисование, – покачал головой Валенски. – Каждый камень – часть какого-нибудь мира. – Какого мира? – Вы ничего об этом не знаете? Каждый камень взят с поверхности какой-то планеты. А рисунок – характерный пейзаж этой планеты. Или какая-то ее особенность, можно в аллегорической форме. И еще важно, чтобы краски были изготовлены из минералов той же планеты. Представляете – в одном ящике вся Галактика. Сенин присвистнул. – И ты облетел столько планет? – Нет, моих камней тут всего шесть. Остальное от отца. Эта коллекция очень дорого стоит. И чем больше в ней камней, тем она дороже. Я надеюсь также передать ее сыну. Если и он ее продолжит, то мои внуки могут стать очень состоятельными людьми. – М-да? А что мешает набрать булыжников в ближайшей клумбе и изрисовать их чем придется? – Нет, – рассмеялся Валенски. – У каждого камня сертификат, заверенный местными властями. Всё честно, всё проверяется. – Ты и на Евгении взял сертификат у властей? – Конечно. Сенин хотел посмотреть, что рисует биолог, но тот моментально прикрыл камень рукой. – Не надо сейчас смотреть. Я покажу, когда закончу. – Сенин сел в кресло, перевел дух. – Бросай свои кисточки. Давай нажремся. – Он помахал припасенной бутылкой. – Есть повод? – испуганно улыбнулся Валенски. – Повод ему нужен… – пробормотал Сенин и подтянул к себе прибор с тонкими стаканами. – Пей. – Он протянул оторопевшему биологу почти полный стакан. Тот осторожно взял его двумя пальцами и некоторое время не решался даже пригубить. – Ганимед, – сказал он, – раз уж мы решили с вами выпить, то я хочу кое-что сказать. – Не можем, значит, без формальностей, – усмехнулся Сенин. – Я хочу выпить за вас. Вы сильный и целеустремленный человек, который умеет достигать своих целей. Мне этого не хватает. Я мечтал быть таким, еще когда собирался учиться в школе астронавтов. Но, конечно, каждому свое… Очень хорошо, что мы работаем вместе. У нас с вами всё получится. Он сделал довольно большой глоток и поставил стакан. Ему хотелось поморщиться, но он сдержался. Сенин опустошил свой стакан за один прием, шумно вдохнул и потряс головой. – Кончай мне «выкать», – сказал он. – Слава богу, мы не в офисе. – Хорошо, – просветлел Валенски. – А теперь скажи: тебя уже успели обработать? – Э-э… – С тобой говорили эти деятели из корпорации? – Ну, конечно, – удивленно ответил биолог. – Еще вчера. – Вчера?! «Вот суки, – подумал Сенин. – Издалека меня проверяли. По-тихому подбирались». Он даже не стал спрашивать, о чем был разговор, – и так всё ясно. – Они просили соблюдать полную секретность, – тихо проговорил Валенски. – Ага, и меня… тоже «просили». – Сенин горько усмехнулся. – Как вы думаете, – его голос стал совсем тихим, – это законно? Сенин приложил палец к губам и выразительно посмотрел по сторонам. – Законно, – ответил он. – Не волнуйся, делай свое дело. И не «выкай» мне, я же просил. – Да, извините… извини. Сенин смотрел на ящик с камнями. Интересная штука, это шанко. Вот так посмотришь – целая жизнь в этом ящике. И не одна. Сразу видно, что человек повидал и вообще чего он стоит. Наверно, нужно обладать особым характером, чтобы с каждой планеты увезти такой сувенир. Обычно живешь и по сторонам не смотришь, думаешь, что всё еще успеешь. Тут по-другому. Тут надо уметь остановиться и присмотреться. Прислушаться, оценить настоящее. Окинуть взглядом будущее, понять, что там еще многое произойдет и немало камней прибавится в этом ящике, но сегодняшний день не повторится. Поэтому именно сегодня нужно поднять камень и придумать для него рисунок. Сенин вздохнул. – А я вот еще не знаю, что оставлю сыну, – сказал он. – А что оставили родители тебе? – Ничего. – Сенин грустно рассмеялся. – Вообще ничего. Я их не знаю. Они были записаны в одну из больших переселенческих программ и улетели, как только я родился. Меня воспитывало государство. Тогда многие так делали. Грудного ребенка ведь в космос не возьмешь. А Федерация поощряла переселение и даже специальные дома ребенка открывала. Для таких, как я. – И ты про них ничего не знаешь? – Думаю, их могилы где-то там. – Сенин ткнул пальцем в потолок. – Так уж сразу могилы? – Надеюсь, что они умерли. Мне проще думать так, чем считать свою жизнь следствием дырки в гондоне. – Злишься на них? – Злюсь? – Сенин расхохотался. – Валенски, у меня еще нет своих детей. Но я кое-что понимаю. Я видел, как мать закрыла своей спиной ребенка за секунду до взрыва топливного бака. Я знаю семью, которая потеряла пятилетнего мальчика во время аварии «Соляриса», помнишь? Так вот, они до сих пор его ищут, все эти годы ищут, на всякий случай. Потому что знают – крошечному человечку в этом мире не на кого надеяться, кроме тех, кто его породил на свет. И мне тоже надеяться было не на кого. Когда я в своем интернате стоял у окна и смотрел на улицу, я знал, что никто не поведет меня погулять по городу, никто не расскажет, как жить, не обнимет, если мне плохо. |