Онлайн книга «Лестница на небеса»
|
Теперь ему стало совсем легко, поскольку нет ничего утешительнее, чем осознание своего положения, особенно безнадежного… Смирившись, понимаешь, что бывает и хуже… Он преспокойно вытер плиту и отправился в комнату, где его ждала женщина, такая же, как он сам… Понятная. Понимающая. И черт с ней, с любовью… «В мире присутствует простота, и — откройте ей ворота, — процитировал он кого-то, кого и сам не помнил. — Естественность превыше глубоких чувств…» Но, несмотря на все его ухищрения, в глубине души он был с этим уже не согласен. Или он не был с этим согласен всей душой? * * * Неприятности начались сразу. Как раз в тот момент, когда Мышка, одеваясь в ненавистное пальто, обдумывала, не пройти ли ей мимо ненавистной школы, в дверь позвонили. — Боже, — выдохнула Мышка. — Это она… Открыв дверь, Мышка возненавидела себя за дар скверных предчувствий. На пороге и в самом деле стояла толстуха Галя. — Привет, — сказала она. — Я зашла за тобой, ничего? «Да полная гадость!» — хотела ответить Мышка. Теперь придется тащиться в чертову школу. Потом ведь надо соврать, что была больна. Галя настучит, как пить дать… — Ничего, — сказала она вместо этого. — Даже хорошо… Не так будет скучно… Она крикнула с порога «Пока, мама» и быстро, прежде чем Галя успела при матери задать вопрос, где, собственно, Мышка была вчера, выпихнула ее в подъезд и закрыла дверь. И вовремя — поскольку стоило двери хлопнуть, Галя поинтересовалась, где Мышка вчера была. — Живот болел, — буркнула та. — Зинаида вчера исходила желчью, — сообщила Галя. — В таких случаях рекомендовано обращаться к доктору, — фыркнула Мышка. — Она вчера целую лекцию нам прочла про то, что иногда чересчур развитое самомнение вредит здоровью… Что ты думаешь, будто самая умная, и поэтому читаешь учебник через темные очки, и скоро будет результат… — Плачевный… — засмеялась Мышка. — Ей неизвестно самое страшное! Я его вообще не читаю. Поскольку не хочу забивать голову всякой ерундой… — Ты бы все-таки вела себя поосторожнее, — посоветовала Галя. — Ты и в самом деле всех против себя восстанавливаешь… Надо это тебе? — Надо, — отрезала Мышка. — Чтобы самосохраниться… — Чего? — не поняла Галя. — Это ты так самосохраняешься? — Ага, — подтвердила свои слова Мышка насмешливой улыбкой. Они шли уже рядом с его домом. Только по другой стороне улицы, а мимо, разделяя их, ехали машины, и Мышке больше всего сейчас хотелось послать всех подальше, развернуться и пойти туда, в дом, где теперь живет ее сердце… Но смелости ей не хватило. Да и уже высился мрачным видением памятник Феликсу Эдмундовичу, поскольку школа почему-то решила носить его имя… Может, поэтому Мышке и казалось, что идет она не в школу — в колонию исправительно-трудовую. Они подошли к школьному подъезду. — Кажется, успели, — с облегчением выдохнула Галя. — Первый урок у Зинаиды. Так что готовься… «Я никогда не смогу быть готова к общению с монстрами», — грустно подумала Мышка, с тоской оглядываясь назад — туда, где сейчас проснулся он. «Что ты делаешь сейчас, милый? — мысленно спросила она. — Пьешь кофе и думаешь о ком-то? Уж конечно, не обо мне…» И, оторвавшись с неимоверным трудом от созерцания благословенного дома, она ступила в «мрачный каземат»… Экое странное чувство, думал он, рассматривая грязные кофейные разводы на дне чашки. «Точно я стою перед мутным стеклом и боюсь протереть его, чтобы увидеть солнце. И ведь сколько раз я смеялся этой жизни в лицо — такими глупыми казались мне установленные правила, а теперь я и сам не могу переступить их… И в самом деле — я должен запретить себе думать о ней, повинуясь так называемому здравому смыслу… Поскольку она ребенок, а я — старик», — вздохнул он. И в самом деле он себя таковым чувствовал, особенно рядом с ней… — Ну, вот и все, — вздохнул он. — Слов не осталось. И помочь я ничем самому себе не могу… И он в отчаянии грохнул чашку об пол, словно пытался так избавиться от острой, внезапно нахлынувшей боли. — Боже, как я ненавижу этот ваш чертов здравый смысл, — прошептал он. Как близка была сейчас возможность разбить наконец это его одиночество — и как невозможно было его разбить! Даже думать о ней он не имел права. Мысли приближали ее, а он должен был, напротив, отдалить ее от себя. На безопасное расстояние. Пытаясь немного отойти, успокоиться, он включил музыку. Но голос Джима Моррисона не давал ему забыться — напоминал о Мышке. Точно она взяла да и вошла в каждый обертон его голоса, в каждый музыкальный звук… Она жила там и смотрела из-под длинной челки странным хмурым взглядом, так не сочетающимся с ангельской голубизной ее глаз… — Если Ты не хотел, чтобы мы были вместе, зная, что это невозможно, зачем сделал так, чтобы мы столкнулись? — шепотом спросил он. — Хотел, чтобы я окончательно загнулся, поняв, что в этом мире таким, как я, нет места? Поднявшись, поскольку музыка не помогала, он подошел к окну. Погода сменилась. Теперь на улице шел дождь, и мир стал серым, но, как ни странно, картина эта успокоила его. Даже лозунг, висевший на доме напротив, на этот раз его не раздражал. За спиной по-прежнему пел Джим, а лозунг, упавший наполовину от ветра, оставил ему только начало бессмертной фразы. «Вперед, к победе…» И в принципе, подумал он, глядя на людей, бредущих по улице «вперед», им ведь на самом деле все равно куда. К какой победе. К пирровой ли или к этой их, коммунистической… Им все равно. Главное — это победа. Борьба. Во всяком случае, глядя на эту самую серую реальность, он не думал о Мышке. Ей там места не было. Так и не пристроив Мышку в эту бесконечную процессию «борцов», он нашел ей место на большом белом облаке и немного успокоился. * * * За окном моросил дождь. Такой же мерный, как голос Зинаиды, подумала Мышка, на секунду возвратившись из заоблачных высот и ухватив кончик учительской фразы. Скучной, как и книга, о которой в данный момент шла речь. «Просто приду к нему и скажу: „Я люблю тебя“, — решила она. — В конце-то концов, если я не могу без него жить, почему должна это скрывать?» А если он ответит: «Нет, милая. Я люблю другую»? От такого предположения у Мышки внутри все похолодело. Она тут же увидела перед собой Ирину — такую красивую, женственную, в отличие от самой Мышки. Неуклюжей Мышки. Нескладной Мышки. Ни-ка-кой Мышки! — Краснова, можно поинтересоваться, зачем ты пришла на урок? В голосе Зинаиды холодная сталь насмешки смешивалась с откровенным неприятием Мышкиной персоны. Этакая «нон грата», усмехнулась она про себя. И почему-то ей надоело быть приличной девочкой. Надоело так, что сдерживаться она уже не могла. |