
Онлайн книга «Лестница на небеса»
Анна не выносила это мельтешение и снование множества людей, иногда даже физически ощущая, как ей плохо. В принципе, надо было относиться к этому философски, поскольку ей ведь тоже нужны продукты и, желательно, подешевле. Сразу же вспомнился вчерашний разговор на лестнице, а следом — странное видение мальчишеской фигуры под балконом, и даже как будто стало легче… Она купила кофе, сигареты, еще какую-то рыбу и уже собиралась на трамвай, как вдруг оказалась стиснутой с нескольких сторон — и удивилась почему. Она даже чуть не выругалась, повинуясь воле толпы, но вовремя удержалась — ну да, это глупо, стискивать ее, когда вокруг полно места, но почему она-то должна поддаваться этому всеобщему раздражению друг другом? Выбравшись из вертепа, она остановилась, чтобы вздохнуть наконец-то свободно и спокойно. Вспомнила, что надо еще все-таки купить масла, полезла в сумку и… Кошелька там не было. Сумка было бессовестно раскрыта и усмехалась ей навстречу — нет тут твоих последних двухсот рублей… Вот… Она снова остановила себя, хотя раздражение уже с боевой готовностью облеклось в словесную форму да так и рвалось с языка. Теперь ей стало понятно, почему ее так стиснули, и — слава богу — хоть сумка цела осталась. Она слышала, что их режут. — Останешься без масла, — проворчала она. — Хорошо, что сигареты не сперли… И кофе. Кстати, их даже жаль. Так суетиться из-за жалкой суммы… Она невесело засмеялась и пошла к трамваю. Впрочем, какой трамвай? Денег-то нет… Объяснять кондуктору, что ее только что ограбили? — Ничего, пешком дойду, одна остановка всего… Она мрачно посмотрела на подъехавший трамвай, подумав при этом, что, если бы деньги были, трамвая пришлось бы ждать час, не меньше… А тут, как назло, вот он, приехал… Развернулась и пошла вдоль дороги. Лучше уж она сквером тогда прогуляется. Подышит теплым воздухом и окунется в золото листьев… Машина остановилась, как раз когда она уже подошла к скверу. Рядом с ней. «Еще этого не хватало, — возмущенно подумала Анна. — Мало мне неприятностей на сегодняшний день…» — Девушка, вы бы обернулись… Она отмахнулась, продолжая идти, только шаг убыстрила… — Сударыня! «Что за назойливый тип?» — Эй… Сударыня, обернитесь! Мышонок, ты меня слышишь? Она остановилась как вкопанная, медленно обернулась. Она увидела круглое лицо в окошке и сначала не поняла, кто это. Только очки напомнили ей Майка. Ну да, конечно… Майк. В дорогой машине… Она никак не могла научиться определять их «породу». — Садись, — распахнул он дверцу. — Довезу тебя… Ты домой? Она села. — Как поживаешь, Мышонок? — Нормально, — сказала она. — Вчера Бейз приходил… — А, батюшка наш… Я думал, он по барышням не ходит. — Майк, прекрати ёрничать… Я же не пристаю к тебе с твоей мафией… — Ага, настучал уже… А где у нас не мафия-то? Если подумать, то государство самая главная мафия и есть. Даже по определению… А я, дружок, просто пытаюсь охранять таких вот дурочек от этого самого государства и от разных уродов. Кстати, чего ты пешком? Прогуляться решила? — Нет, — проговорила Анна. — Кошелек увели… На твоем родном участке… — Право, это не я… Я ворую по-крупному. И не у тебя… — Спасибо… Ты настоящий друг. Как-то легче стало дышать. — Мышонок, может, прекратим это? Я страшно рад тебя видеть… Сколько, кстати, в кошельке-то было? Рублей двести? — И как ты догадался? — По твоим глазам, — парировал он. — Вряд ли у тебя больше водится… Он порылся в кармане и достал деньги. — Вот. Возмещаю… Раз украдено на вверенном мне участке, я обязан тебе возместить… — Да пошел ты… — Экие вы, православные, матерщинники… Что батюшка наш, что ты… Право, как можно… Чуть что — сквернословите. А как же Бог? Я в семинариях не обучался, а говорю правильным русским языком… — С примесью грузинского, — фыркнула Анна. — А Гоги тут при чем? Если б не Гоги, тут такая братва бы развлекалась! Хоть и русские пацаны, а тошнее не бывает. Ты, Мышь, просто забыла, какое тут царило бурное веселье еще два года назад. Водку в память убиенного братана-бандюгана давно пить на остановках не принуждали? — Я промолчу… — А я — я обойдусь… Как видишь, помню Вийона. Они подъехали к ее дому. — Чай ты меня пить не позовешь… Она посмотрела на него и рассмеялась. — Да позову, — сказала она. — Куда я денусь? У меня второй день не квартира, а «площадь Дам»… Он грустно улыбнулся. — Тогда тем более… На «площадь» я являлся без приглашения. Теперь некуда. Только к тебе… Он вылез из машины, запер ее. — А жрать-то у тебя есть? — Макароны, — кивнула Анна, давясь смехом. — Так… Макароны. Сама их ешь. У меня и так лишние килограммы… Сейчас я приду. Ставь чайник… — Да как же тебя одного отпускать? — поинтересовалась Анна. — Тебя же застрелят… — Да брось, — рассмеялся он, похлопав себя по нагрудному карману. — Как захотят, так и расхотят. Я сам их раньше… И хотя они шутили, Анне на минуту стало больно и страшно. Она вспомнила его таким, каким увидела первый раз. Тонким, хрупким мальчиком со светлыми мечтательными глазами. Вечно читающим… «Что они с нами сделали, — подумала она, глядя ему вслед. — Что они с нами сделали, Господи? С теми, кем мы были? Почему они это сделали, Господи?» По-че-му?! * * * — Так что пятая оказалась такая же, — рассказывал Майк спустя час. — У меня даже возникло подозрение, что баб все-таки выпускают конвейером… Мозги вкладывают строго по реестру… Чтоб одинаково мыслили… — Я, значит, тоже с конвейера? — рассмеялась Анна. — Нет, ты-то при чем? Я ж о бабах… — Ну. — Ты не баба, — сурово ответил он. — Ты — сон. О чем-то большем… В общем, Мышь, я после пятого опуса решил, что хватит в моей жизни прочных семейных отношений. Я же не ученый, чтобы без конца экспериментировать… И не кролик подопытный, чтобы меня по одной дуге туда-сюда водили… Знаешь, о чем они, горемыки, мечтают? Наборчик так себе… Дом — полная чаша. Потом тихий муж, твердо знающий, что на свет Божий родился с одной целью — обеспечить ей этот самый дом и сделать так, чтобы все подруги тащились, завидовали и трепетали… А если они заметят на горизонте что-то, что им покажется лучше, чем у тебя, — ох, мамочки… Сразу начинают — показ частей тела, пронзительные взгляды… И ведь на хрена им все это надо-то? Да просто так себе доказывают… Мол, я-то лучше, неужели не видишь? Мышь, кончай смеяться над чужой бедой! |