Книга Смесь бульдога с носорогом: Повесть, страница 48 – Маша Стрельцова

А: Ну Извините, тогда я попозже заеду.

Борясь с накатывающимся желанием упасть в обморок, дама (мужественная женщина) идет в гараж, заглядывает в ремонтную яму и видит большую вязанку пластиковых канализационных ТРУБ, которые зять заготовил для своего строящегося дома.

До кинотеатра я не доехала.

Не успели мы рассадиться по машинам, как белугой взревел сотовый.

— Доченька, — навзрыд рыдала мать, — Костенька умирает.

Я с минуту помолчала, соображая, кто такой Костенька, и внезапно мое сердце словно ледяная рука сжала. Потому что я — Магдалина Константиновна. Просто мать его при мне кроме как алкашом проклятым сроду не называла.

— Как умирает? — тупо переспросила я, полная нехороших предчувствий. Отец у меня один, и я его люблю.

— Да вот так, — закатывалась в плаче мать, — приезжаю сюда грядки прополоть, а он лежит на крыльце и шевельнуться не может. Паралич разбил моего Костеньку!

— Мама, успокойся, перетащи его на кровать пока, а я выезжаю прямо сейчас, — велела я.

— Как перетащи? — всхлипнула мать. — Ты же знаешь что мне более трех килограммов врач запретил поднимать.

— Хорошо, тогда ни в коем случае не трогай, он кстати не падал перед этим? — мне пришло в голову, что паралич может быть вызван переломом позвоночника.

— Нет, говорит что уснул, проснулся — и встать не может, — рыдала мать.

— Ты пока я еду вызови врача, пусть осмотрит.

— Да я уж сбегала в больницу, там у главврача день рождения, вплоть до медсестер все ходят пьяные, — мать рыдала в трубку, словно отец уже помер.

— Все, выезжаю, пока присматривай, — я отсоединилась и посмотрела на народ.

— В общем я по делам, буду поздно.

— Вот тебе раз, — огорчился Серега. — Раз в жизни в кино решили съездить, и такой облом.

— А что случилось? — хмуро спросил Ворон.

— Отца паралич разбил, — сдержанно ответила я.

— Ни хрена себе, — присвистнула Маруська. — И что теперь?

— Ничего, лечить поехала, вы уж тут без меня, — буркнула я и поехала снова в деревню.

Когда я подъехала к бабушкину домику, дурные предчувствия одолели меня с новой силой. Бабки толпой стояли у ворот, а материны надрывные рыдания разносились далеко окрест.

Не чуя под собой ног, я выпрыгнула из машины и понеслась к воротам.

— Живой? — притормозив на мгновение около бабушек, спросила я.

— Пока да, — скорбно ответили они.

Я добежала до крыльца и склонилась над отцом. Папик жалобно на меня посмотрел и застонал:

— Ну здравствуй, доча, спасибо что уважила, проститься приехала.

— Папочка, — заревела я, — ты чего? Ты у меня еще сто лет проживешь.

— Все, доча, отжился я, — скорбно ответил отец.

— Папочка, родной, где болит, покажи, — сквозь слезы спросила я.

Вид отца, в одних драных тренировочных штанишках был непереносим. Не должны так люди умирать. В мягкой и чистой постельке, в окружении детей и внуков — но не на голых досках деревенского крыльца.

— Да спину мне дюже жжет, доча, — пожаловался отец.

— Папочка, мне тебя надо перевернуть будет и осмотреть, ты точно не падал? А то если перелом позвоночника, то позвонки могут сместиться.

— Ох, Магда, может и падал, — беспомощно посмотрел на меня отец. Я оценила концентрированный аромат перегара и поняла что рассчитывать на его показания не приходится. Достав иголку из сумочки, я быстро вонзила ее в папанино бедро.

— Б…!!!! — взвыл отец и хорошенько пнул меня ногой. Я отлетела в сторону, а старушки у забора зашелестели «Все, помирает, сейчас отмучается, судороги начались ».

— Ты что делаешь, иродка? — налетела на меня мать, хлеща меня полотенцем. — Совсем отца угробить решила??

— Славненько, — я отбежала от матери подальше, потирая ушибы. — Позвоночник не сломан, раз ноги чувствуешь. А руки?

— Не надо колоть, я сам, — испугался отец и помахал рукой в воздухе.

— Отлично, теперь второй, — велела я.

Папик беспрекословно махал теперь уже и двумя руками.

— Ничего не понимаю, — нахмурилась я. Паралич туловища, при котором сохраняется двигательная активность рук и ног?

— Ой, Костенька, на кого ты меня оставляешь? — зарыдала мать.

Я подошла и внимательно осмотрела отца.

— Все, мать, сейчас он у меня отмучается, — радостно заявила я. — Тащи нож!

— Нож? — завопила она как скорая помощь. — Родного отца ножом? Какой нож???

— Поострее желательно, — бросила я матери, продолжая осматривать отца.

Бабки за оградой, услышав это, припухли, боясь пропустить хоть один момент из нашей драмы.

— Аааа! — завыла вдруг мать. — Он же тебе отец!

Я посмотрела на нее, поняла, что помощи не дождусь, молча прошла в дом, выбрала прочный короткий нож и вышла обратно к отцу. Мать, увидев меня, затряслась.

— Доченька, ну ты что делаешь? — просительно зарыдала она, — я понимаю, что у тебя образ жизни такой, ритуалы там всякие, но ведь он тебе родной отец.

— Ой, мать, уйди ради Бога, — поморщилась я.

— Не дам! — мать внезапно вцепилась в руку с ножом и принялась отбирать.

— Мать, ты в своем уме? — удивилась я. — Иди — ка погуляй, пока я с отцом заканчиваю.

И я махом выставила ее за ворота. Заперла понадежнее дверь и принялась соскабливать папика с крыльца.

— Доча, что ты делаешь? — тревожно спросил отец.

— Ты на тюбике с клеем моментом уснул, раздавил его своим весом, а пока спал, спина и дерево намертво схватились, — объяснила я. — Сейчас я аккуратненько ножичком тебя с крыльца и отскребу, не дергайся.

— Ох, грехи мои тяжкие, — вздохнул отец, — надо ж было так напиться.

А я меленько скребла ножом и дипломатично молчала, не дело в такой ситуации нотации читать, он и так почти в могиле себя ощутил.

— Ты это, Магда, правильно мать — то выставила, ой, больно! — дернулся он.

— Пап, извини, — я случайно порезала ему кожу.

— Поаккуратнее, — робко попросил он. — Так вот, мать ведь если про клей узнает — со свету сживет.

— Сживет, — согласилась я и нечаянно порезала его снова.

Папик поморщился, но промолчал.

— Ты уж ей скажи что из могилы меня в последний момент вытащила, — попросил папик.

— Придется, — вздохнула я и снова его порезала.

— Доченька ты моя золотая, — обрадовался он.

А за папика мне мать вряд ли спасибо скажет, это она сейчас белугой ревет, а вообще — то она сколько себя помню, всегда стонала, что б он сдох поскорее.