
Онлайн книга «Семья Эглетьер. Книга 2. Голод львят»
Он называл ее так с тех пор, как они стали близки физически. Она возмущалась: — Нет, не Дани! Я терпеть этого не могу! — Ты не права! Это не менее роскошно, чем Даниэла! Дани! Тебе идет! Моя маленькая Дани! Упали первые капли дождя. Он с досадой пробормотал: — Ну вот, дождь! — У меня идея, — сказала Даниэла. — Я пойду домой. А ты придешь минут через десять, как будто бы навестить Лорана. Он будет счастлив, мои родители увидят в этом только проявление внимания… Даниэль нахмурил брови. Ему было неприятно думать, что Лоран, больной, припишет его визит дружескому порыву, тогда как он придет только лишь ради Даниэлы. — Не очень-то честен по отношению к Лорану твой трюк, — сказал он. — Почему? — Он вообразит себе… — Да ладно! Брось!.. Он будет счастлив!.. И я тоже, заодно!.. В ее взгляде искрилась радость, невинная и бесовская одновременно. Даниэль почувствовал, что сдается. Женщины так ловко умеют хитрить. Они подгибают мораль под свои желания, как корзинщик — срезанный ивовый прут. — Согласен? — спросила Даниэла. — Согласен, — сказал Даниэль с насупленным видом. И он подумал о своем брате, который в этот момент, наверное, принимал Валерию у себя в комнате: ему-то вот ведь не надо было никому врать, чтобы быть счастливым! — Лично у меня один шанс из пятидесяти, что меня примут! — пробурчал Даниэль. — А у меня — один шанс из ста, — переплюнул его Лоран. — Не очень-то вы веселы! — заметила Даниэла. Брат строго посмотрел на нее: — Ты считаешь, что нам есть от чего веселиться? Он сидел посередине кровати, пижама распахнута на тощей груди, лицо желтоватого цвета, во взгляде присутствие катастрофы. — Говорят, что на философском экзамены сдаешь одной левой! — вздохнул Даниэль. — Я растолковывал это своему отцу. Он и слышать не хочет. Для него существует только математический. — Так же, как для моего! — сказал Лоран. — Твоего я еще могу понять. Он инженер. Но мой-то! Он не способен отличить синус от косинуса, а меня хочет затолкнуть в науку. Это никуда не годится! Во всяком случае, если придется начинать все сначала, я буду заниматься на философском! — Я тоже. — Философский — это классно! Они замолчали, с отсутствующим взглядом погрузившись в метафизическую мечту. Медленно крутился диск, каскадами высвобождая рыдания закупоренной сурдинкой трубы. — И еще, — продолжил Даниэль, — на математическом очень много логики. Это самое мерзкое! — Ну, в логике хоть есть интересные вещи. Разные формы рассуждений… — Да… Но неразбериха в гипотетических, разделительных, соединительных умозаключениях… Для меня это слишком! Сидящая на корточках около кровати Даниэла была покорена знаниями двух друзей. Даниэлю казалось странным видеть ее в комнате брата, окруженную семейными привычками и словно вернувшуюся к своему девственному состоянию. Неужели Лоран ничего не подозревает? Сколько времени может протянуться эта игра в прятки? Даниэль вдруг пожалел, что пришел. Он почувствовал, как в нем поднималось какое-то стародедовское недоверие парня, приглашенного к родителям подружки. Весь дом, где жила хорошенькая девушка, был похож на ловушку. Встречаться с Дани на нейтральной территории было надежнее. — Ты по-прежнему рассчитываешь потом учиться журналистике? — Да, — сказал Лоран. — Ну, я бы тоже хотел заниматься журналистикой! Но журналистикой активной, понимаешь? Даниэла бросила на него беспокойный взгляд. Несомненно, она уже вообразила, что он заброшен куда-то на задворки мира, а ее видит лишь между двумя репортажами. — Журналистика — это не профессия, — заявила она. Оба друга вскрикнули от возмущения. — Ты городишь чепуху, старуха! — заявил ей Лоран. Этот возглас шокировал Даниэля. Он отказывался допустить, что Дани была так же мало интересна для своего брата, как для него Франсуаза. В действительности же, если некоторые девушки бывали только сестрами, как Франсуаза, то другие, как Дани, были прежде всего женщинами. Своей улыбкой она буквально озаряла эту мальчишескую комнату. Не имея возможности сказать в эту минуту о своей любви, Даниэль адресовал ей пламенный взгляд. Лоран перехватил этот взгляд приятеля. Понял ли он что-нибудь? Если нет, то почему нахмурился? Даниэль почувствовал, как у него загорелись щеки. — А если бы у тебя был способ купить темы экзамена, ты бы купил? — спросил Лоран. Даниэль успокоился: «Он ничего не видел». Необходимость притворяться измучила его. Он чувствовал себя виноватым, неискренним и даже коварным. — Нет, — сказал он, — это не годится! — У тебя мораль отсталого стопоходящего! — сказал Лоран. — Надо быть прагматичным. — Прагматизм — это не то! — Ну, прости!.. Они яростно столкнулись, бросаясь философскими терминами как шпагами. В разгар дискуссии Даниэла встала, извинилась и выскользнула из комнаты. Стоило ей выйти, как спор затих. Лишившись публики, оба противника утратили боевой пыл. — Не знаю, что я съел на днях, — сказал Лоран, — но меня подташнивает! — До сих пор? — спросил Даниэль. — Да, или потому что я голоден. Он зевнул и почесал ногтями свою голую ногу с торчащими вверх пальцами. Даниэль закурил. В комнате Лорана было душновато. — Да, это, наверно, оттого, что ты голоден, — сказал Даниэль. — Когда ты думаешь вернуться в лицей? — Послезавтра. Что там нового? — А, ничего!.. Дебюкер был первым по физике, первым по естест… — Это как дважды два! Воцарилось молчание. Даниэль подумал, что до знакомства с Дани ему никогда не бывало скучно с Лораном. Значит ли это, что любовь неизбежно портит дружбу? Оставшись наедине с приятелем, он поражался, до чего долго тянется время, подобно гостю за обедом, который с нетерпением ждет, когда принесут следующее блюдо. К тому же его не покидало чувство двуличия, предательства. Он мечтал о хорошем поступке, который поднял бы его в собственных глазах. Перевести слепого через улицу, уступить в метро место старушке… Воспоминания о бойскаутском движении теснились у него в голове. Глупости! Он уже вырос из таких подвигов. «Если бы противопоказывалось спать с девушками, у которых есть братья, сколько их осталось бы в девственницах!» — подумал он лицемерно. Дани вернулась вся улыбающаяся. — Мама спрашивает, не хочешь ли ты остаться у нас сегодня вечером на ужин! — сказала она Даниэлю, останавливаясь на пороге. |