Книга Везунчик Джим, страница 53 – Кингсли Эмис

— Если вы про ход ваших мыслей, то да, уяснил.

— Вот и славно. Итак, подытожим: возьметесь за старое — или за новое, — я вам шею вашу грязную сверну и заодно трескучее увольнение обеспечу. Вопросы есть?

— Вопросов нет. Только если полагаете, будто я кому бы то ни было позволю свернуть себе шею, вы глубоко заблуждаетесь, а если полагаете, будто с работы увольняют всякого, кто подвозит в такси девушку профессорского сынка, то заблуждаетесь еще глубже, хоть такая возможность и сомнительна.

Ответ убедил Диксона, что Бертран пока не спрашивал отца о его колледжских перспективах. Ответ был следующий:

— Не воображайте, Диксон, что мною можно безнаказанно пренебрегать. Еще никто не пытался.

— Ничего, Уэлч, это дело времени. А пока уясните, в свою очередь: Кристине решать, встречаться со мной или не встречаться. С ней и играйте в пужалки, раз вам так приспичило.

Бертран вдруг залился брехливым фальцетом:

— Ты, ублюдок, с меня хватит! Или ты сейчас заткнешься, или пеняй на себя! Чтобы каждая посредственность, каждый учителишка-ботаник мне рога пытался наставлять! Да это неслыханно! С дороги, мелочь, а то под колеса попадешь. Отстань от моей девушки, ты только время теряешь — ее, и свое, и мое заодно. Какого черта ты с ней добиваешься? Тебе не шестнадцать, чтобы воображать, будто у тебя есть шансы. Ты вообще в зеркало давно смотрелся, недомерок несчастный?

От ответа Диксон был избавлен внезапным появлением Кристины и Маргарет. Произошла разбивка на пары — Кристина, до сих пор отчаянно и тщетно телепатировавшая Диксону, взяла Бертрана под руку и вывела из комнаты (коридор долго оглашался эхом его филиппик); Маргарет молча предложила Диксону сигарету, и Диксон не отказался. Они сели рядком на кушетку и еще помолчали. Диксона трясло. Он покосился на Маргарет — и тяжкое бремя раздавило ему плечи.

Диксон понял теперь, какую именно мысль гнал с самого вчерашнего утра. Стычка с Бертраном много способствовала успеху гонений; теперь глаза открылись. Не получится у них с Кристиной завтра попить чаю — если Диксону и светит чай в женском обществе, отличном от общества мисс Катлер, это будет общество не Кристины, а Маргарет. Диксону вспомнилась метафора из современного романа, одолженного Альфредом Бисли: в романе у одного бедняги чувство вины прогрессировало подобно опухоли; впрочем, может, автор употребил другой медицинский термин. Так вот, метафора была в тему: Диксон чувствовал себя совсем больным.

— Вы из-за бала повздорили, да? — спросила Маргарет.

— Да. Бертран на взводе.

— Неудивительно. А что он такое кричал?

— Хочет, чтобы я с дороги ушел.

— Из-за нее?

— Да.

— И ты уйдешь?

— Что?

— Ты уйдешь с дороги?

— Да.

— Почему, Джеймс?

— Из-за тебя.

Диксон ожидал демонстрирования того или иного сильного чувства, но Маргарет сказала только «по-моему, глупо с твоей стороны» ровным тоном — не нарочито ровным, а просто ровным.

— Почему ты так говоришь, Маргарет?

— Мы вроде все вчера решили. Не вижу смысла начинать снова-здорово.

— Ничего не поделаешь. Рано или поздно начать придется — так почему не сейчас?

— Не говори ерунды. С ней бы тебе хорошо было — не то что со мной.

— Весьма вероятно. Только я-то должен тебя держаться. — Диксон произнес эти слова без горечи; впрочем, горечи он и не чувствовал.

Маргарет помолчала.

— Мне твое самопожертвование не нужно. Ты отказываешься от нее из порядочности. Так только дураки поступают.

Следующая реплика раздалась только через минуту, если не больше. Диксона не оставляло чувство, что в этом разговоре, да и в отношениях с Маргарет вообще, суфлируют ему отнюдь не его совесть либо разум, но и Маргарет к суфлерской будке даже не приближается. Сейчас отчетливее, чем когда-либо прежде, он понимал: все его слова и действия не зависят от его воли. Причина их даже не скука, а способность прочувствовать мизансцену. Откуда она взялась, Диксон понятия не имел; по крайней мере его пожеланиями никто не поинтересовался. Он поморщился: слова уже пришли, расселись по полочкам, и, за неимением других, скоро будут вызваны невидимым режиссером. Диксон встал, направился к окну — может, получится соорудить альтернативный монолог из того, что предстанет глазам по ту сторону стекла, — однако на полпути обернулся к Маргарет и произнес:

— Порядочность тут ни при чем; просто я понимаю, что должен делать.

Звонким, чистым голосом Маргарет отвечала:

— Это ты придумал, потому что меня боишься.

В первый раз с тех пор, как Маргарет вернулась в комнату, Диксон поднял на нее глаза. Маргарет сидела на кушетке с ногами, обняв колени; выражение лица было внимательное. Посмотреть со стороны, так подумаешь, будто Маргарет дискутирует на тему, ей интересную, в которой она вдобавок хорошо подкована. Диксон заметил, что нынче она совсем чуть-чуть подкрасилась, не как обычно.

— После вчерашнего не боюсь, — возразил Диксон. Фраза опять вырвалась сама собой, он ее не хотел.

— О чем ты?

— Не бери в голову. И перестань спорить. Все же ясно как день.

— Только не для меня. Джеймс, я тебя совсем не понимаю.

— Нет, понимаешь. — Он снова сел с ней рядом. — Пойдем сегодня в кино, а? Ты ведь можешь отказаться от театра. Кэрол не обидится, я знаю.

— Я в театр и не собиралась.

— Тем лучше.

Он взял ее руку; она не шевельнулась. Последовала очередная пауза, нарушаемая грохотом шагов вниз по лестнице. Маргарет взглянула на Диксона, сразу отвернулась и сказала довольно сухо:

— Будь по-твоему, пойду с тобой в кино.

— Вот и хорошо. — Диксон радовался завершению мизансцены. — Я к Недди, зарезервировать место в колымаге. Шестеро там легко сядут. А ты давай собирайся.

Они вышли в холл, где Уэлч, в синем саржевом костюме пугающе экстравагантного покроя, изображал любителя искусства перед своим приобретением, дай Бог, не последним. Когда Маргарет со словами: «Я буквально на минуту», — взбежала по лестнице, Диксон припомнил: разговор, каковы бы ни были прочие его характеристики, продемонстрировал искренность обеих сторон, прежде в их отношениях невиданную. А это уже кое-что.

При появлении Диксона рот Уэлча открылся — не иначе для лекции со вступлением вроде: «В детских рисунках, Диксон, мы сталкиваемся», — но Диксон успел первым — завел про то, что Маргарет, если можно, тоже поехала бы в машине. На секунду явилась гримаса святого недоумения, по окончании визита Уэлч кивнул и вместе с Диксоном проследовал к парадной двери, каковую и открыл. Они вышли на крыльцо. Веял легкий ветерок, солнечный свет смягчали полупрозрачные облака. Было заметно прохладнее, чем утром.