Онлайн книга «Сад пыток»
|
В течение нескольких минут она плакала, плакала… Слезы текли из ее глаз безостановочно и бесшумно, как из источника. — Кончено! — сказала Ки-Пай. — Можете говорить с ней. Ее рука, совершенно мягкая, слабая, горела в моей руке. Ее все еще бессмысленные глаза блуждали и старались различить предметы вокруг себя. Она, казалось, просыпалась от долгого, мучительного сна. — Клара! милая Клара! — шептал я. Она долго, сквозь слезы, туманными глазами смотрела на меня. — Ты! — произнесла она. — Ты! Ах! Да… Голос ее почти был не слышен. — Это я, это я!.. Клара, я здесь… Ты узнаешь меня? Она слегка зарыдала и пробормотала: — О! Мой милый, милый! Несчастный мой!.. Приложив свою голову к моей, она начала умолять: — Не двигайся, мне так хорошо, я совсем чистая, совсем белая, вся белая, как анемон!.. Я спросил, страдает ли еще она. — Нет! Нет! Не страдаю. И я так счастлива, что здесь, около тебя. Совсем маленькая, около тебя. Совсем маленькая, совсем маленькая… и совсем белая, белая, как маленькие ласточки китайских сказок. Ты знаешь, такие маленькие ласточки… Она говорила — и то с трудом-только короткие фразы, короткие фразы о чистоте, белизне… На ее губах были только цветочки, птички, звездочки, ручеечки… и души, и крылья, и небо… небо… небо… Потом, прерывая свое щебетанье, она сжимала мне руку, все сильнее прислоняла свою голову к моей и более ясно говорила: — О! Мой милый! Клянусь тебе, никогда больше! Никогда больше, никогда… никогда больше!.. Ки-Пай отошла в глубь комнаты. И потихоньку она запела песенку, одну из тех песенок, которые усыпляют и навевают сон на детей. — Никогда больше… никогда больше… никогда больше! — повторяла Клара медленным голосом, терявшимся во все более замедлявшейся песенке Ки-Пай. И она заснула около меня спокойным, ясным и глубоким сном, как широкое и тихое озеро под луною в летнюю ночь. Ки-Пай тихо, бесшумно встала. — Я уйду! — сказала она, — я уйду спать в сампанг. Утром, когда взойдет заря, вы отведете мою госпожу во дворец. И это снова повторится! Всегда это повторяется снова! — Не говорите так, Ки-Пай! — умолял я. — Посмотрите, каким покойным и чистым сном спит она около меня! Китаянка покачала безобразной головой и пробормотала с печальным взглядом, в котором сострадание заменило теперь отвращение: — Я смотрю, как она спит около вас, и говорю вам. Через семь дней я, как сегодня вечером, повезу вас обоих по реке из Сада Мучений! И через семь лет я таким же образом повезу вас по реке, если вы не уедете и если я не умру! Она прибавила: — А если я умру, то другая повезет вас с моей госпожой по реке. А если вы уедете, то другой будет сопровождать мою госпожу по реке. Ничего не изменяется. — Ки-Пай, Ки-Пай, зачем ты это говоришь? Еще раз взгляни на спящую! Ты сама не знаешь, что говоришь! — Шш! — положила она палец на свой рот. — Не говорите так громко. Не шевелитесь так сильно. Не разбудите ее. По крайней мере, пока она спит, то не делает зла ни другим, ни себе! Ступая с осторожностями, на кончиках пальцев, как сиделка, она направилась к двери и отворила ее. — Подите прочь! Подите прочь! Это был голос Ки-Пай, повелительный посреди жужжавших голосов женщин. И я увидел подведенные глаза, раскрашенные лица, красные губы, татуированные груди. И я услышал крики, стоны, пляску, звуки флейты, звон металла и имя, бежавшее, перелетевшее с уст на уста и потрясавшее весь цветочный домик: — Клара! Клара! Клара! Дверь затворилась, звуки замолкли и лица исчезли. И я остался один в комнате, где горели две лампы, затянутые розовым крепом. Один с Кларой, которая спала и иногда повторяла во сне, как бредящий ребенок: — Никогда больше! Никогда больше! И словно для того, чтобы опровергнуть эти слова, бронзовая статуя, которую я раньше не замечал, какая-то бронзовая обезьяна, сидевшая на корточках в углу комнаты, сурово улыбаясь, протягивала к Кларе чудовищный орган. Ах! Если бы она могла никогда больше, никогда больше не просыпаться! — Клара! Клара! Клара! |