Книга Ужин в раю, страница 12 – Александр Уваров

И как я не заметил его? Почему? Ведь он почти тёрся об мои ноги. Возможно, просто потому, что смотрел только на поля и перелески, проносившиеся за окном автомобиля и не обратил никакого внимания ни на сам салон, ни на вещи, что в нём находились.

Но и на этот раз никакого удивления я не испытал.

Я взял портфель и, пятясь задом, вылез из машины.

Покачиваясь от непроходящей усталости (сиденье в машине едва ли было для меня отдыхом и новых сил мне не прибавило), на ватных, подрагивающих ногах я подошёл к Кашину (стараясь не поднимать голову и не смотреть на ожившие эти столбы, которые, которые, словно почуяв моё присутствие, при приближении моём сначала замерли, а потом двигаться стали гораздо медленнее и как будто осторожнее).

Под ногами моими сочно захлюпала пропитанная водою почва.

Мы были в низине. Болотистой, влажной низине.

— Мужик то завял совсем, — сказала Татьяна, поглядев на меня. — Может, ему и вправду поспать лучше?

— Да уж ты расшевели его, постарайся, — ответил Кашин, забирая у меня чемодан. — У человека, понимаешь ли, проблем накопилось много. Ему отвлечься надо. А отоспаться… все мы успеем.

Я ничего им не сказал.

Отошёл на шаг в сторону, осматривая каменные эти пальцы. Я вовсе не пытался понять, что это такое и опасны ли для нас (или для меня) их движения. Нет, лишь желание отвернуться, не смотреть на пошлую и банальную до затёртости сцену, которая (я был в этом уверен) сейчас последует заставляло меня пересилить опасения свои и приблизиться к загадочному этому полукружию.

И здесь я заметил, что каменная кладка покрыта была когда-то толстым слоем штукатурки и, похоже, сверху покрыто всё это было несколькими слоями краски. Штукатурка со следами краски местами ещё сохранилась, и куски эти, в чёрных и тёмно-зелёных разводах, самой толщиной и зримой тяжестью своей говорили о возрасте этого странного сооружения. Ведь сколько десятилетий (а, может даже, и веков) прошло с тех пор, как столбы были поставлены на этом месте? Время успело уже соскрести уничтожить почти до основания такое прочное покрытие, да и порядком искрошить массивные, тяжёлые камни. Время как будто обглодало, изгрызло, искрошило штукатурку в пыль, жадно облизав и сами остатки её.

Господи, что же за эпоха, какое же тёмное время породило окаменевший этот кошмар, бред душевнобольного зодчего?

Но и это ещё не всё.

И ещё одну деталь я заметил, разглядывая столбы вблизи. Основание их покоилось на квадратных, плоских площадках. Вытесанных из камня. И площадки эти, да и нижняя часть самих столбов, были покрыты слоем сажи, словно закопчены дымом полыхавших здесь когда-то костров.

Чёрный слой этот поднимался вверх почти на треть высоты каждого столба. Внизу чернота была сплошной. Словно костры, полыхавшие когда-то на площадках, выжгли до угольной черноты всё, до чего смогли дотянуться.

Вверху же слой копоти всё больше и больше разряжался, постепенно сливаясь с естественным фоном камня.

Нет, не похожи были кострища эти на следы пребывания разудалых и беспечных туристов. И едва ли выбрали бы они такое сырое и тёмное место под пикник с шашлыками. Да и на детские шалости это было совсем не похоже…

— Танюш, презент тебе, — сказал Кашин, передавая Татьяне смятую бумажку (похоже, деньги). — И ещё триста сверху. Ну, мы боссу то твоему об этом не скажем? Правда ведь? А то ведь обидится на сокрытие доходов, бухтеть начнёт… Так ведь?

— Олежка то?! — воскликнула Татьяна, быстрым движением пряча деньги в сумочку. — Да он пизды просто надаёт. Да и выебет по полной программе!

— Это в каком смысле? — уточнил Кашин.

— Во всяком, — ответила Татьяна.

— Ну и хрен с ним, — сказал Кашин. — Нужен он нам больно! Ведь подумать только, такую красивую девушку одну в лес отпустил! Неизвестно с кем! Ну не мудак ли, а?

— Точно, точно, — согласилась Татьяна.

Расчёт Кашина был точен. Деньги явно оказывали на неё магическое воздействие, чудесным образом её успокаивая даже в самых подозрительных и опасных обстоятельствах.

— Так, Танюша, — бодро сказал Кашин, потирая руки. — Время больше терять не будем, уже и так почти полчаса потеряли, с разъездами этими. Давай, раздевайся. Я пока место подготовлю.

— Резинки у тебя свои? — деловито спросила Татьяна, расстёгивая блузку. — Влажно тут… Постелил бы что-нибудь… Или, может, в машину всё таки пойдём?

Сумочка болталась у неё на плече и явно мешала ей. Она огляделась, выискивая место, куда бы её положить. И, не найдя ничего лучше, положила на каменную площадку у основания одного из столбов.

— Найдём резинки, Танюш, всё найдём, — сказал Кашин, открывая портфель. — Ты не копайся, быстрей давай.

— То тянет, то гонит, — недовольно прошептала Татьяна, выискивая место и для снятой уже блузки. — Да ну… я тут запачкаю всё!

— Экий вы капризный народ, бабы, — сказа Кашин. — Ты раздевайся и мне одежду давай. Я в портфель сложу. Всё в ажуре будет, даже не помнётся!

Против воли моей я бросал на них косые взгляды.

Была ли то проснувшаяся, своевольная похоть? Движение ожившей плоти? Или же любопытство, предчувствие какого-то странного действа, что вот-вот должно было произойти?

Не знаю. Даже сейчас не могу ответить на этот вопрос. Ведь тогда я готов был видеть лишь совокупление возбуждённого не столько женским телом, сколько властью своей над телом этим мужика и ко всему, кроме денег, равнодушной шлюхи.

Хотя видел я, что спутник мой, завлёкший меня на эту поляну, человек не вполне обычный. Или, точнее сказать, не вполне нормальный.

Так может, предчувствие… нет, я не склонен переоценивать собственную проницательность и способность к предвидению.

Да, похоже, то были лишь движения плоти. К тому же, начисто лишённой разума.

— Да тут что, костёр, что ли, жгли? Столбы как подпалены снизу…

— Ага. Пикники устраивали. Помочь тебе?

Таня, стягивая юбку, слегка покачнулась. Кашин подхватил её за локоть и, удерживая, второй рукой погладил нежно по спине.

— Кожа… нежная… тончайший бархат.

Таня засмеялась. Комплименты, как видно, говорили ей нечасто.

Рука прошла по спине, лаская кожу. Легла на талию, охватив её плотно.

И вновь плавно пошла вверх.

Щёлкнула застёжка. Юбка упала вниз, словно покров с античной статуи.

Таня нагнулась вниз (Кашин провёл руками по выступившей соблазнительно попке).

Она протянула ему снятую юбку.

Он взял, перед тем отпустив её локоть. Поднёс юбку к лицу.

— Запах… Застывший нектар…

Он приблизил ткань к ноздрям, с наслаждением втянув воздух.