Книга Ужин в раю, страница 36 – Александр Уваров

От боли алкаш очень быстро очнулся (хотя едва ли до конца пришёл в себя) и попытался вскочить.

Но от алкоголя, болевого шока, удара по голове и потери крови он стал совершенно безумным и бессильным, и только бестолково метался и дёргался на скамейке, удерживаемый от бегства крепкими как сталь руками Ангела (а я заметил, что руки Ангела всегда становились стальными и безжалостными, едва только стоило ему вцепиться в жертву).

Сорвав с алкаша остатки рубашки, Ангел начал полосовать его туловище, и разрезы становились всё длиннее и глубже.

Уже не потоки, а фонтаны крови брызгали один за другим, заливая скамейку, землю, траву и одежду на Ангеле.

— Потерпи, потерпи, потерпи…

Ему уже не надо было терпеть.

Иван Семёныч снова отключился. И на этот раз навсегда.

Тело его, скатившись со скамейки, упало на землю.

На поляну из дальних, густых зарослей вышел низкорослый, голый старик с огромным, отвисшим почти до колен животом. В свете луны кожа его казалась бледно-голубой и как будто подсвеченной изнутри. В косматой бороде расплылась широкая, добродушная улыбка.

— Я хер с ушами, — сказал старик. — Я великий бог. Бог отдыха. Тишины и забвения. И царство моё…

— Ты знаешь, почему со мной удобно иметь дело? — спросил Ангел.

— Нет, — ответил я.

И замотал головой.

Старик исчез.

Только поляна в самом центре заброшенно парка. Заросшая травой поляна.

— Если имеешь дело со мной — не надо беспокоиться об утилизации трупа, — пояснил Ангел. — Столбы есть везде.

Я понял, что алкаш Иван Семёныч будет поджарен в точном соответствии с ритуалом. Правда, пока ещё не понимал — каким именно образом. Одно дело — заброшенное место на лесной поляне, вдали от дорог, городов и селений, и совсем другое — городской парк, пусть заброшенный и безлюдный, но всё-таки находящийся в черте города и не так уж далеко от жилых кварталов. Едва ли даже сыну небес и посланнику рая позволено будет безнаказанно развести в таком месте (пусть даже ради точного соблюдения ритуала) огромный костёр, да ещё и сжечь на нём тело очередной своей жертвы.

Да и столбов, честно говоря, я не видел.

Но почему-то твёрдо был уверен, что нечто чудесное непременно произойдёт.

Я и сам не могу точно сказать, какого именно чуда я ожидал. Возможно, появления этих райских жаровен прямо из земли где-нибудь посреди поляны. Или же появления серафимов с огнемётами и табличками: «Attention! Flammable!» на груди. Или чего-нибудь ещё в том же роде.

Ничего не происходило. Ничего. Абсолютно.

Только качались ветви и шумели листья от ночного ветра. В небе стояла недвижно и исправно светила починенная Ангелом луна. Воздух стал холодней и резче стал запах сырой земли.

Не знаю почему, но тогда захотелось плакать. Должно быть, от такого внезапного разочарования. Отсутствия ожидаемого чуда. Чуда, в которое уже успел поверить.

Что творится? Он не ангел? Шарлатан? Где его костёр? Сила Божья покинула его?

А я тогда… Кто я тогда? Беглый преступник, лишённый защиты небес? Безумец, вообразивший себе невесть что и сам для себя придумавший какую-то «особую миссию», существующую лишь только в моём больном воображении?

Но он… Он угадывает мысли. Он рассказывает людям о рае. Он видел Бога. Он убивает людей.

Нет, всё не так просто. Не так просто.

Нет, столбы — не столбы… Разве такой пустяк может поколебать веру?

— Вера — это результат отсутствия достоверной информации, — сказал Ангел. — Конечная стадия информационного голода. Особая форма деградации сознания. Твоё сознание очищено от разума. Это как операция по удалению аппендикса. В твоём сознании нечему воспаляться. Его уже ничто не отравляет. Вера тебе не грозит.

— Я давно уже должен был умереть, — ответил я Ангелу. — Мой мир гниёт в мусорном контейнере… Вернее то, что осталось от него… Что не догорело…

— Извлекли уже, — заметил Ангел, — и утилизовали…

— Какого хрена я ещё живу?! — выкрикнул я. — Скажи — какого?!!

Господи, как же мне хотелось, чтобы Ангел хоть что-то сказал мне в ответ. Любую чушь, любую глупость я воспринял бы как спасительное откровение. Мне нужно, очень нужно было знать, что жизнь моя в последние несколько дней — не трусость, не подлость перед самим собой, а выполнение миссии…

Любой!

— Ты просто боишься, — ответил Ангел. — Тюрьмы, стыда, суда, расплаты, насилия, унижений… Жизни. Самого себя, в конце концов. А я тебя спасаю. Потому что я — очень добрый ангел.

— А его? — я кивнул на тело. — Его тоже спасал?

— Любил, — сказал Ангел. — Любить и спасать — не одно и тоже. Уж ты то должен это понимать. Твоя то любовь тоже…

Гад! Как же верно находил он болевые точки!

Как точно бил по ним.

Я встал. Меня слегка качало и от каждого резкого движения тошнотворный, горький комок подкатывал к горлу.

— Ты не ангел, — бормотал я. — Вампир какой-то. Я же чувствую… ты энергию тянешь. Труп… труп я ходячий. А ты…

— Что? — спросил Ангел.

— Ты откуда… откуда знаешь всё… про боль? Не сам ли ты?..

— Да, да, — радостно закивал головой Ангел. — Я всё это придумал. Всю твою жизнь. Девушку по имени Лена. Смешную вашу свадьбу в студенческой столовой. Маленькую однокомнатную квартиру в подмосковном городке. «Всё плохое закончится… Уйдёт. Правда?». Полгода счастья. И потом ещё четыре года вашей жизни. Постепенное схождение вниз, ступенька за ступенькой. Дни, в которых всё меньше красок и всё больше серого, тоскливо-серого цвета. Копеечные зарплаты. Безденежье. Комплексы, пожиравшие тебя изнутри. Её истерики. Ваши ссоры. Портвейн под грибком в песочнице. Карьера… Нет, просто бестолковые метания. От одной глупости к другой. «Нет, детей не будет». Ничего не будет. «Когда же мы начнём жить?!» А? Сам то ты как думаешь? Когда же Лена начнёт жить?

— Пойдём, — сказал я. — Пойдём отсюда. Я прошу тебя.

— Да, да, конечно, — согласился Ангел. — Пойдём. И, исшед вон, плакася будем горько…

Мы побрели прочь от того места. Шли мы медленно, подволакивая ноги.

Голова Ангела клонилась вниз. Он сутулился и качался при каждом шаге так, как будто силы стремительно покидали его и в любой момент он мог упасть — и остаться так лежать невдалеке от тела своей жертвы.

Глядя на Ангела, можно было подумать, что и для него события этой ночи были потрясением… Но нет, конечно, и это было игрой. Циничной?

Мог ли я его понять? Нет. И сейчас не могу. И не смогу никогда.

Даже если мне суждено остаться в живых (в чём я, откровенно говоря, сомневаюсь, такой мастер своего дела шансов никому не оставляет) и прожить после этого ещё много, много печальных лет, то и тогда не смогу понять зачем… Зачем он всё это делал?