Онлайн книга «Ночной карнавал»
|
— Как ты собираешься бежать в Новый Свет? Спрашивай. Спрашивай его все что угодно. Оттягивай время. Ты же однажды уже побывала в его лапах. И он тебя опять настиг. — Как?.. Да очень просто. Доеду на авто до Португалии. Ломанусь в один из портов. Может быть, в Лиссабон. Куплю билет на корабль. Две недели — и вся песня. И я свободный человек. И новая жизнь. И куча денег. Твоих денег, Мадлен. Твоих грязных денег, которые тебе-то совсем ни к чему, ты. Сытая, продажная богачка, мерзкая тварь. Раскошеливайся! Иначе… Дуло вдавилось ей между бровей. Да, не разнообразен твой репертуар, плохонький ты уличный музыкантишка. Как ты был грубияном, так и остался. — Иначе ты всадишь мне пулю в лоб и сбросишь меня с моста в Зеленоглазую. — Поговори у меня. Он, не выпуская ее локтя, изловчился и дал ей пинка. Мадлен дернулась всем телом. Это было немыслимое унижение. Она не могла это перенести. Тьма застлала ей глаза. Кровавая, великая тьма. — Ты не получишь ни монеты, мерзавец! Стреляй! Он оскалился и спустил курок. И промахнулся. Ибо, стреляя, он почему-то стал падать, валиться на мостовую; он рухнул на камни плашмя, и револьвер выскользнул из его кулака, как черный угорь, и покатился по гладким морозным камням, поплыл, и он, оглушенный падением, пытался поймать его, крюча пальцы, тянул руку, кровь текла по его щеке из пробитого выступом камня виска, — а Кази, Боже, зачем, почему тут Кази, откуда она взялась, — Кази, давшая ему подножку удивительно вовремя, дернула за руку ошарашенную Мадлен и закричала: — Бежим!.. Живо!.. Пока он не очухался… дятел!.. — Козел!.. Мадлен выхватила из-за пазухи смит-вессон, наставила на Лурда на бегу и еще раз, наслаждаясь, крикнула на всю спящую вечернюю улицу Делакруа: — Козел ты, Лурд!.. У тебя звезды нет!.. А у меня есть моя звезда!.. И ты никогда не уплывешь в Новый Свет!.. Кишка тонка!.. — Брось его, бежим!.. Они бежали как угорелые, только пятки сверкали, чуть не втыкаясь в ягодицы. Так бегали древние атлеты; так дул ветер в крышах и трубах Пари. Спящая, пустынная улица. Мадлен. И Кази. Две курочки. Две кокоточки. Две подружки. Две изгнанницы. Две сиротки. Мадам Лу спит на полу. Мадам Лу… — Милая!.. Милая!.. — О, родная… Ну как ты… Ну что ты… Где ты… — Везде… где придется… О, как мне все надоело… Она говорит то же самое, что и Лурд. То же, что она сама говорила себе, уходя навек из особняка барона. Они остановились, завернув за угол, один из бесчисленных углов. Он, если и бежал за ними, давно потерял их след. Они ведь такие быстроногие газели. Оленухи. Обнялись. Крепко, так крепко, что косточки затрещали. И покрывали друг друга поцелуями — лица, лбы, губы, брови, волосы, глаза, руки, ладони, и опять прижимались грудь к груди, пылко, благодарно, встретившись, плача, прощаясь, опять радуясь, что подоспела… что остались живы… что, в отчаянье, дала детскую подножку и победила… что сейчас стоят в ночи под навесом, близ кустарной галерейки, и целуют друг друга, а не лежат, простреленные, на обточенных временем камнях мостовой… Как они плакали! Господи, Ты видел, как плакали они! Слезы текли на пальцы, гладящие щеки, капали на лица, на губы, целующие запястья. И вырывалось несвязное бормотанье из груди, сбивчивый, нежный шепот, ведь времени было мало, так мало отпущено им: — Кази!.. — Мадлен… — Родная, родная, родная!.. Ты беги в свою Полонию… Вот тебе деньги… Вот тебе все… Возьми… Мадлен раскрывала сумочку, совала Кази в руки банкноты, срывала с шеи и ушей драгоценности, стаскивала с себя норковое манто, толкала ей в руки, укутывала ей плечи. — Возьми!.. Возьми, родная, все возьми!.. Тебе хватит, чтобы добраться до родины… — А ты?.. А ты как же?.. — Я?.. Я тоже убегу из Пари… Я сейчас уже бегу… Понимаешь?.. Вот сейчас… — Тогда… Кази задохнулась. — Тогда тебе не хватит самой!.. — Пустяки… У меня много… У меня их куры не клюют… Я не знала, куда их девать, деньги… Они были мне ни к чему… И мне хватит на то, чтобы купить себе шубу… и другие тряпки… и билеты туда… туда… — Туда?!.. — Да… И паспорта… Я о них не подумала… Мы же не сможем пересечь границу тайно… нас отследят… нас убьют… убьют на границе… мы должны въехать легально… — Мы — это кто, Мадлен?.. — Мы — это мы, Кази… Кази больше не спросила ничего, видя счастливый свет, полившийся при этих словах из лица, из глаз подруги. Мадлен поцеловала ее в последний раз — пылко, страстно, неистово, словно хотела запечатлеть на щеке несмываемое клеймо преданности и памяти, и побежала прочь. Кази не пыталась ее догнать. Она стояла и плакала, бедная шлюшка Пари, бедная полонянка, девка из Веселого Дома, неудачливая авантюристка, внезапно ставшая богатой и свободной. — Мадам Лу спит на полу, — прошептала она, и глаза ее наполнились горечью слез — тех, что они с Мадлен не успели выплакать, одиноких. — Мадам Лу спит… Она села, с норковым манто в руках, прямо на подмерзшую брусчатку мостовой и уткнула лицо в нежный струящийся мех. Мадлен взбежала по лестнице. Глубокая ночь. Он или здесь, или его нет. Третьего не дано. Ну же, звони. Почему у тебя так дрожат руки? Ты как колобок из полузабытой сказки Рус. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел. Я ушла от графа; от барона; от Лурда; от мадам Лу; от Люмьера, от Дидье, от иных идиотов, сосавших мою кровь, мою плоть. Мое я. И вот ты прикатился, колобок. Тесто твое не сырое. Оно пропечено в тысяче печей. Прокалено. Обожжено. Корочка грязна: катился по проселочным дорогам, не только по блестящим паркетам дворцов и особняков. Трезвон. Она зажмуривает глаза. Звук может ослеплять, как свет. Шаги. За дверью шаги. Тихо, Мадлен, а может, это консьержка. Или новый жилец. Ведь он снимал квартиру. Он мог съехать. Могли пустить другого. Нет. Шаги четкие, быстрые, резкие, нетерпеливые. Бессонные. Сна нет. Есть только явь. И все ее сны — тоже явь. И то, что ждет ее, — сон наяву. Ключ грохочет в замке. Скрип двери расколом земной коры отдается в воспаленной голове. Ее любовь открывает ей настежь дверь. Князь подхватывает ее под мышки и втаскивает в прихожую. Она не стоит на ногах. — Мадлен, Мадлен!.. Боже мой!.. Почему ты без шубы!.. На улице такой холод… Я ждал тебя… Я всегда жду тебя… Я знал, что ты придешь… приедешь… От тебя пахнет порохом!.. Ты вся в грязи… На тебя напали воры, да?.. Ты бежала ко мне… Боже… наконец-то… |