Онлайн книга «Ломовой кайф»
|
— Ну да, — скептически заметил Ляпунов, — поехали бы всем Кавказом под Магадан — и нет проблем. — Не всем! — возмутился Магомад. — Частично. Но тогда, в сорок третьем, он лучше сделал, валлаги, чем демократы теперь! Да, увез голодными, да, морозил в поездах, да, в степь выселил. Но крови тогда много меньше было. И Грозный только немцы немного разбомбили, а не русские. Восстание тогда Гитлер готовил и резню — это вам любой старик скажет, если он, иншалла, разум не потерял. Я маленький был, но хорошо помню, что люди говорили. А теперь, когда старый стал, много зон повидал, могу сказать: всех нас, советских, надо вот так держать! Как Сталин! Иначе беспредел и бардак получается… — Этот, «кучер», никак в себя пришел! — перебила Милка. — Может, даже что-то сказать хочет. — Кляп-то на фига забивал? — проворчал Ляпунов, брезгливо выдергивая обслюнявленную тряпку. — Думаешь, его с воздуха услышит кто-нибудь? Пилот вообще-то еще не очень пришел в себя, что после удара по башке, нанесенного Топориком, было вполне понятно. Он тупо хлопал глазами и пытался мотать головой, очевидно, не понимая, почему шея так плохо поворачивается. — Говорить можешь? — спросил Ляпунов. — Чья машина? Кто вас посылал?! Отвечай, «вертушечник» поганый! — Не розумем… — пробормотал вертолетчик невнятно. — Слышь, Топор, — капитан повернулся к самодеятельному авиатору, — ты его по какому месту бил, а? Вроде товарищ в форме старлея российских ВВС, а говорить по-русски разучился! — Може, пан мувит по-польски? — предположил Топорик. — Пан Ольгерд, пшепрашам! — Ляпунов посмотрел на «пана Сусанина». Ольгерд только хмыкнул: — Я по-польски говорю не лучше тебя. К тому же, судя по роже, это вовсе не поляк, а литовец скорее. — Ну, братан, я до таких тонкостей, чтоб одного западенца от другого по роже отличать, еще не дошел. Лаба дена, драугас?! — Ляпунов потряс пилота за плечо и пошлепал его по щекам. — Бибис яки? Ты, хрен собачий, очухаешься или нет? — А на фиг он нам вообще нужен? — накренив вертолет, чтобы свернуть в постепенно сужающуюся горную долину, спросил Топорик. — Откроем дверцу — и аусвайс цум тойфель! — Наин! Наин! — Похоже, немецкий язык даже в редакции Топорика этот гражданин быстро понял. — Наин «аусвайс цум тойфель»! Не надо, битте! — Насчет «битге», — произнес Ляпунов, выразительно постукав кулаком о ладонь, — это мы еще посмотрим… — «И сказала мама Фиттих: „Может быть, не надо бить их?“ — процитировал Ольгерд неизвестное народу детское стихотворение начала XX, а то и конца XIX века. — Настоящий фриц, хотя, конечно, бывший гэдээровец… — Ну, тогда он по-русски шпрехает! Яа? — Да… Говорью, абер зер шлехт. — Остальные, дайне камераден, тоже немцы? Ферштеен? — Наин! Кроатен, полен, б мен… Розумиете? По-русски буде: хрваты, полаки, чехи… — Добрые католики, надо думать, — хмыкнул Ляпунов. — И кто вас сюда направил? Римский папа? — Нет, — помотал головой пленник, — мне один камерад говориль: ест работа. Айне приват организацион нужен шпециалист по пилотирунг руссишь хубшраубер. «Ми-цвайте». Опыт полет ночью и в горах. Ошень мало контракт — но ошень гроссе премиум. Фюнф унд цванциг тыща марок. — Нехило! — порадовался за коллегу Топорик. — И тебе сказали… Как тебя зовут, кстати? Ви ист дайн наме унд форнаме? — Ляпунов, должно быть, с трудом припоминал сейчас основной вопросник для командиров разведподразделений, тем более что к работе на западном театре специально никогда не готовился. — Бунке Карл. — В фольксармее служил? — Я, — утвердительно кивнул Карл. — Обер-л йтнант. В отставка. — В бундес-люфтваффе, стало быть, не взяли? — Наин. Комиссион говориль: зи зинд айн ЭфДеЙот-региментс-секретер — шнель раус! Хотель делат бизнес… Экс-секретарь полковой организации Союза свободной немецкой молодежи очень по-русски вздохнул, должно быть, вспоминая о том, чем закончилась его попытка вписаться в рыночные структуры объединенной Германии. — Про бизнес можешь не рассказывать, — посочувствовал Ляпунов. — Это и у нас многие пробовали… Давай дальше, по сути дела. Вайтер, битте! — Тут! Дали билет нах Тифлис. Там мене встретил Предраг и отвез нах «Фазенда». Эс ист айн гебирг-санаториум мит хубшраубер-ландунг-платц, ферштеен? — Так точно. Кто такой Предраг? — Кроат, унзер шеф. Он говориль: большой денги — большой риск. Надо одеть руссише униформ унд — нах Шешня. Спасат кранке альтманн. За это — денги. Ум зибен ур хойте — вылет. — А обратно? — Hyp венн аллее будет абгемахт. — А ты вообще-то соображал, что делаешь, а? — грозно спросил «кранке альтманн», до этого хранивший молчание. — Ты хотел как Матиас Руст быть, да? — Их хабе фрау унд фир киндер, — вздохнул Бунке, даже не удивившись, что дедушка в папахе помнит знаменитого юного аса, который своей посадкой на Красной площади сбил со своих постов все руководство советской ПВО. — Жит надо, Фюнф унд цванциг таузенд… Это ест денги. — Предраг с вами полетел? — Ляпунова морально-нравственные вопросы особо не волновали. — Я, я. Он бил кляйне шеф. Там, — Карл поднял палец на скованных наручниками кистях рук и направил его в потолок кабины, — ест гроссе! — Сколько вас всего было? Вифиль манн ин зайне ком-мандо? — Ахт. Считай менья. — Для верности Бунке оттопырил восемь пальцев, насколько ему позволили браслетки. — Да, — вздохнул капитан, — задал ты задачку, ваффенбру-дер! Таран это понял так, что Ляпунов, который рассчитывал захватить российский вертолет, сесть на какую-нибудь федеральную площадку, а потом, дозаправившись, продолжить путь, жестоко просчитался. Ясно, что на той грузинской площадке, откуда взлетал экс-геноссе, никто горючки для Ляпунова не припасал. Хотя, наверное, дотуда заправки хватит. — Как ты границу перелетал, где? — спросил Сергей, показывая немцу отобранную у него планшетку. На ней не было никаких заметных линий прокладки курса. — Альзо, их ферштее! — Бунке развернул карту и карандашиком указал точку. — Дас ист «Фазенда». Ерсте курс — айн хундерт фюнф унд зибцих, цвай унд ахцих километер, данн драйцен граде цум Ост, нойнцен километер. Дритте курс… — Ясно! — прервал доклад Карла Ляпунов, потому что приметил, что второй раз немец менял курс уже над российской территорией. — И никто не интересовался, зачем ты влетел в воздушное пространство России? — Я говориль Предраг: «Нам не будут делат фернихтунг?». Он сказал: «Ничего не будут. Все куплено». |