Онлайн книга «Левиафан»
— Мы спали мирным сном в своих каютах, — с расширенными от ужаса глазами шептала Кларисса Стамп, — а этот человек тем временем вел корабль прямо на скалы. Представляете, что было бы дальше? Душераздирающий скрежет, толчок, треск разодранной обшивки! От удара падаешь с кровати на пол и в первый миг ничего не можешь понять. Потом крики, топот ног. Пол все больше и больше кренится на сторону. И самое страшное: пароход все время двигался, а теперь остановился! Все выбегают на палубу раздетые… — Not me! [29] — решительно вставила мадам Труффо. — …Матросы пытаются спустить на воду лодки, — все тем же мистически приглушенным голосом продолжала впечатлительная Кларисса, не обратив внимания на реплику докторши. — Но толпы пассажиров мечутся по палубе и мешают. От каждой новой волны корабль все больше заваливается на бок. Нам уже трудно удерживаться на ногах, приходится за что-нибудь держаться. Ночь черна, море ревет, в небе гроза… Одну шлюпку, наконец, спустили на воду, но обезумевшие от страха люди так набились в нее, что она перевернулась. Маленькие дети… — П-пожалуй, довольно, — мягко, но решительно прервал живописательницу Фандорин. — Вам бы, мадам, морские романы писать, — неодобрительно заметил доктор. Рената же так и застыла, схватившись рукой за сердце. Она и без того была бледной, невыспавшейся, а от всех этих известий совсем позеленела. — Ой, — сказала она и повторила. — Ой. Потом строго попеняла Клариссе: — Зачем вы рассказываете мне всякие гадости? Разве вы не знаете, что в моем положении нельзя такое слушать? Барбоса за столом не было. Непохоже на него — завтрак пропускать. — А где мсье Гош? — спросила Рената. — Все есе допрасивает арестованного, — сообщил японец. В последние дни он перестал держаться букой и больше не смотрел на Ренату зверенышем. — Неужели мсье Ренье признался во всех этих невообразимых вещах? — ахнула она. — Он на себя наговаривает! Должно быть, просто помутился в рассудке. Знаете, я давно уже замечала, что он немного не в себе. Это он сам сказал, что он сын раджи? Хорошо, что не сын Наполеона Бонапарта. Бедняга просто свихнулся, это же ясно! — Не без того, сударыня, не без того, — раздался сзади усталый голос комиссара Гоша. Рената не слышала, как он вошел. Оно и немудрено — шторм кончился, но море еще было неспокойно, пароход покачивался на сердитых волнах, и все время что-то поскрипывало, позвякивало, потрескивало. Пробитый пулей Биг-Бен маятником не качал, зато покачивался сам — рано или поздно этот дубовый урод обязательно грохнется, мимоходом подумала Рената и сосредоточилась на Барбосе. — Ну что там, рассказывайте! — потребовала она. Полицейский неторопливо прошел к своему месту, сел. Поманил стюарда, чтобы налил кофе. — Уф, совсем вымотался, — пожаловался комиссар. — Что пассажиры? В курсе? — Весь пароход гудит, но подробности пока мало кому известны, — ответил доктор. — Мне все рассказал мистер Фокс, а я счел своим долгом информировать присутствующих. Барбос посмотрел на Фандорина и рыжего Психа, удивленно покачал головой: — Однако вы, господа, не из болтливых. Смысл реплики Рената поняла, но это сейчас к делу не относилось. — Что Ренье? — спросила она. — Неужели признался во всех этих злодеяниях? Барбос с наслаждением отпил из чашки. Какой-то он сегодня не такой. Перестал быть похожим на старого, брехливого, но в общем не кусачего пса. Этакий, пожалуй, и цапнуть может. Зазеваешься — кусок мяса оторвет. Рената решила, что переименует комиссара в Бульдога. — Хорош кофеек, — похвалил Бульдог. — Признался, конечно, признался. Куда ж ему деваться. Пришлось, само собой, повозиться, но у старого Гоша опыт большой. Сидит ваш приятель Ренье, пишет показания. Расписался — не остановишь. Я ушел, чтоб не мешать. — Почему это он «мой»? — встревожилась Рената. — Вы это бросьте. Просто вежливый человек, оказывал услуги беременной женщине. И не верю я, что он такой уж монстр. — Вот допишет признание — дам почитать, — пообещал Бульдог. — По старой дружбе. Столько часов за одним столом просидели. Теперь-то уж все, расследование закончено. Надеюсь, мсье Фандорин, вы не станете адвокатировать моему клиенту? Уж этому-то гильотины никак не избежать. — Скорее, сумасшедшего дома, — сказала Рената. Русский тоже хотел было что-то сказать, но воздержался. Рената посмотрела на него с особым интересом. Свеженький, хорошенький, словно всю ночь сладко проспал в постельке. Да и одет, как всегда, с иголочки: белый пиджак, шелковый жилет в мелкую звездочку. Очень любопытный типаж, таких Рената еще не встречала. Дверь распахнулась так резко, что чуть не слетела с петель. На пороге стоял матрос, дико вращая глазами. Увидев Гоша, подбежал к нему и зашептал что-то, отчаянно размахивая руками. Рената прислушалась, но разобрала только «bastard» и «by my mother's grave» [30] . Что еще там такое стряслось? — Доктор, выйдем-ка в коридор. — Бульдог недовольно отодвинул тарелку с яичницей. — Переведите мне, что бормочет этот парень. Они вышли втроем. — Что-о?! — донесся из коридора рев комиссара. — А ты куда смотрел, скотина?! Удаляющийся топот ног. Тишина. — Я отсюда ни ногой до тех пор, пока не вернется мсье Гош, — твердо заявила Рената. Остальные, кажется, были того же мнения. В салоне «Виндзор» повисло напряженное молчание. * * * Комиссар и Труффо вернулись через полчаса. Вид у обоих был мрачный. — Случилось то, чего следовало ожидать, — торжественно объявил коротышка доктор, не дожидаясь вопросов. — В этой трагической истории поставлена точка. И поставил ее сам преступник. — Он мертв? — воскликнула Рената, порывисто поднявшись. — Совершил самоубийство? — спросил Фандорин. — Но как? Разве вы не приняли мер п-предосторожности? |