Онлайн книга «Первое правило диверсанта»
|
На данный момент вообще ничего не мог! Это не передать словами! Я чувствовал себя будто выпотрошенная рыба, если она способна что-то чувствовать. Во всяком случае, просто тупо сидел и пытался, не то чтобы осмыслить свалившуюся на меня информацию, а хотя бы не сорваться в штопор и не снести себе из пистолета полчерепа. После того как опознал на фотографии себя и ту девушку из моих снов, мысли уже представляли спутанный клубок истлевших шерстяных ниток, за какой бы кончик ни потянул — либо затягивался узел, либо нитка обрывалась. Я честно пытался понять, как такое возможно. И не найдя ответа в области логики и не желая впадать в истерию мистицизма, отложил до времени фотокарточку и занялся изучением листов из папки, два из которых представляли собой невнятный отчет о проделанной работе некой поисковой группы и обрывок чьего-то допроса, испещренный пропусками в тексте. А третий не нес в себе никакой четкой информации, на нем был изображен уже знакомый мне по злополучной карте сделанный от руки чертеж. Оба документа и график были копиями с оригиналов, это означало, что информацией владели и другие люди. Но этот вывод и без того напрашивался сам собою. Я отбросил незрелые рассуждения и увлеченно углубился в чтение. «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО» «Руководству ГГО» «Отчет по факту проверки полученных сведений» «…числа …месяца …года. Была предпринята вылазка для подтверждения или признания ничтожными данных, попавших через анонимный источник в сферу ведения егерской службы. Могу сообщить следующее: В составе полузвена (12 человек) под моей командой (далее был приведен полный список участников вылазки и командира, но это не имело никакого смысла, поскольку и фамилии и звания были вымараны широкими черными линиями), в… часов… минут вышли из точки отправления к указанному объекту. Переход занял двадцать часов, с учетом двухчасового полуденного перерыва. Потерь не имели. Все указанные точки (метки) совпадали с точностью до десятых долей. Следуя служебным инструкциям и уставу егерской службы, была проведена рекогносцировка и после выявления и устранения видимых и скрытых угроз лично мною было принято решение проникнуть внутрь объекта. Далее, следуя обусловленным маршрутом, был найден проход на цокольный этаж. Обнаружены обширные подземные помещения. Оружия нет. Только склады и запитанные от независимых источников морозильные установки. Запасы продовольствия не столь велики, как сообщал источник (нужна более плотная работа с информатором). Более внушительны объемы медикаментов и сопутствующих материалов, обнаруженные в медицинских отсеках. Не имея достаточных навыков, рекомендую снаряжение отдельной команды со специалистом в указанной области. В целом даю оценку работы группы: хорошо. Старший группы …………». На этом докладная записка закончилась и первый лист вместе с нею. Второй был отпечатан более мелким шрифтом и целиком состоял из вопросов и ответов с редкими пометками стенографистки и большим количеством пропусков, было видно, что он вырван откуда-то из середины разговора. «Пресвитер: Итак, вы настаиваете на своем отчете? Задержанный: Я рассказал, что знаю. Пресвитер: Мне кажется, вы недоговариваете. Задержанный заводит глаза и всем своим видом показывает, что не понимает, о чем идет речь. Задержанный: Послушайте! Вы раз за разом задаете одни и те же вопросы, а я раз за разом даю одни и те же ответы. Вам не надоело? Пресвитер: И все-таки давайте сначала. Что вы увидели, когда проникли в медицинский бокс? Задержанный: Мы ничего не увидели. Потому что, когда мы проникли в помещение, там было темно, как в жопе, и только наладив освещение, мы увидели то, что увидели. Пресвитер: Подбирайте слова! Вы находитесь на заседании… Лакуна. Задержанный: Можно воды? Пресвитер: Конечно. Пристав принес стакан воды задержанному, тот долго пьет. Пресвитер: Перестаньте тянуть время! Задержанный: Спасибо. Отдает стакан. Задержанный: Я не знаю, как это описать. Он лежал в нише с иглами в руках. По всему телу присоски. Окружен различной аппаратурой. Горели световые индикаторы. Я ничего не понимаю в этом, было похоже, что он после операции или что-то вроде этого. Повторяю, я не знаю. Мы думали, он труп, пока один из наших… Лакуна. Пресвитер: Он открыл глаза? Задержанный: Да. Пресвитер: Дальше. Задержанный: Я же уже говорил… Лакуна. Пресвитер: Что было после? Задержанный промолчал. Пресвитер: Что было после? Задержанный: Мы помогли ему подняться. Одели. Взяли с собой. Он вел себя как ребенок. Пресвитер: То есть вы отдаете отчет в том, что нарушили инструкции? Задержанный: Я не смог убить… Лакуна. Пресвитер: Этот рассказ, вы в него верите? И что означают каракули, которые вы все время суете нам в нос. Карта спасения? Смешно! Задержанный: Вам тоже…» На этом закончился последний листок. Я смотрел на Монаха. — Я нашел тебя, — сказал он. — Что это значит? — Я бы сам хотел до конца понять, что это значит, — ответил он. — Монах! — Я приподнялся с места и хотел, наверное, сказать что-то важное, но слова не шли с языка. — Как же так?! — Сядь и не перебивай, — резким тоном приказал он, затем молча плеснул спирта в кружки и взглядом предложил выпить. Я сел, не чувствуя крепости, опрокинул содержимое кружки в рот и не поморщившись проглотил. Монах долгое время смотрел на свои сложенные домиком руки. Потом, словно очнувшись, встрепенулся, убрал обратно в папку бумаги, закрыл ее и не спеша завязал тесемки двойным бантиком. Фотография осталась лежать на столе, он пододвинул ее ко мне как-то виновато, взглянул и сказал: — Оставь себе. Ты на ней почти такой же, как и сейчас. Надо же! Сколько раз я строил догадки на твой счет. Если бы ты помнил, зачем здесь оказался, все было бы гораздо проще. Но… Он прервался, чтобы вновь наполнить наши кружки. Мы выпили, и он продолжил. — Примерно пять лет назад были получены данные о местоположении одного из оставшихся не разграбленных продовольственных складов. Ты сам знаешь, это теперь большая редкость, и мы вынуждены проверять даже самые неправдоподобные сведения. К сожалению, зачастую так и происходит. Кто-то что-то слышал, потом пересказал другому, тот в свою очередь третьему — и слухи начинают расти и множиться. А нам, егерям, ничего другого не остается, как идти и проверять, чтобы оградить людей от самостоятельных безрассудных поисков, что там на самом деле тайник с тушенкой и оружием или очередной слон, раздутый из мухи? Чаще оказывается — пустышка. Да что я тебе рассказываю. Ты сам прекрасно знаешь, как обстоят дела. Сколько за последнее время мы нашли оставшихся нам в наследство складов с продовольствием? Пять? Десять? Один-единственный за два года! Один, всего один, за два года! За два паршивых года! — Несколько раз повторил он и продолжил, усиленно помогая себе руками: — Урожаи из-за нестабильности дождей и возрастающей активности солнца год от года все меньше. Охота и разведение домашнего скота не дают больших результатов и не могут обеспечить даже постоянно сокращающееся народонаселение. Запасы антибиотиков и прочих медикаментов тают на глазах, и возможности их пополнить нет, то, что могут дать две действующие лаборатории — это примитивные посевы пенициллина и героин, правда, высокой очистки. Болезни прогрессируют. Мы ничего не производим. Люди вымирают, Лёша! Мы вымираем! Так-то! |