Книга Первое правило диверсанта, страница 50 – Роман Белоцерковец

— Ясно, а откуда взялся этот план? — Я выложил перед ним карту.

— Я же и говорю, ты нарисовал почти сразу, как тебя вытащили из твоего гроба, и про город лепетал не переставая. Город, город. Найдите город. Вот вам карта, идите в город. Задолбал! Честное слово! Я тебя даже пристрелить хотел. Трындел без умолку.

— Хорошо, хорошо, продолжай.

— Ну так перестань постоянно перебивать меня.

— Да, — вспомнил я.

— Что еще?

— Кто был в других трех капсулах и где они?

— Так ты знаешь про это?

— В общих чертах.

— Никого в других капсулах не было, и было их не три, а две, хотя по логике все верно, их должно было быть на одну больше.

— Почему?

— Потому что все капсулы были под номерами. Номера два и три были пусты, а в четвертой лежал ты. Это больше всего похоже на старую игру в «найди хрюшку» — берутся три свиньи и у каждой краской на спине пишется порядковый номер — три, два и четыре. Свиньи разбегаются, и все их ловят. И когда пойманы номера со второго по четвертый, начинается сама игра! Все ловят номер первый, когда его нет и в помине! Возня страшная, смешно и страшно.

— Чего же тут страшного?

— Ты не понимаешь?

— Нет.

— Так ведь кто-то рисовал краской номера на спинках хрюшек.

— Бросим эту дурь. Что дальше?

— Ничего.

— А холодильник?

— Какой холодильник?

— Ну, тот кейс, который ты откопал вон в том углу, — я махнул рукой в сторону одного из шкафов, откуда Монах извлек холодильник.

— А-а, этот. Нет, ничего там больше не было. Я увидел этот чемодан первый раз здесь, в квартире. Мне было передано, где его искать и что нужно моментально передать тебе, это все. А что?

— Так, мелочи. Рассказывай.

— Пять лет почти ничего не происходило. Он появлялся раз в пару месяцев и подробно расспрашивал о тебе. Что ты говоришь, о чем думаешь, не вспомнил ли чего, но как ты и сам прекрасно знаешь, ничего нового я сообщить не мог. Память у тебя словно кирпичом отшибло, но вот что интересно, ты был в полной уверенности, что родился и вырос в общине «заводских». Свободно рассказывал о своем детстве, и все, кроме меня, были в полной уверенности, что так оно и есть. Даже у меня порой возникали сомнения на твой счет. Я очень часто разговаривал с «ним» на эту тему, «он» что-то объяснял, иногда убеждал меня, иногда мне стоило огромных усилий верить ему. Все равно я никак не мог взять в толк, как ты после стольких лет сна и забвения мог придумать себе такую детальную биографию. Разговоры о замещении памяти как о предохранительном механизме хороши ровно до тех пор, пока сам не столкнешься с этим. Ты в деталях описывал быт общины, людей, среди которых рос, чем занимался, как взрослел — словом, все в красках, все в подробностях. Хотя, как я узнал позже, находился в общине всего пару месяцев и не мог набраться за такое короткое время всего того, о чем говорил. К тому же ты напрочь позабыл о саркофаге, о графике, который начертил в первые часы, и о самом городе, вот что было странно — этого я понять не мог. Короче, время шло и никаких изменений. Я пытался тебя в разговорах подводить к нужной теме — впустую. И тогда он…

— «Он», у него имя хотя бы есть? — не выдержал я.

— Его зовут Сергей, — больше не ломаясь, ответил Монах.

— Просто Сергей?

— Просто Сергей, — подтвердил он. — Только вот парень он далеко не простой. Кроме того, могу добавить, что он подвизается по медицинской части и с момента нашего первого знакомства сильно поднялся по служебной лестнице. Теперь он с майорской нашивкой и серебряным колосом в петлице и тремя жестяными орденскими планками. Два ордена Поперечника Оси Мира и орден Платинового Ядра, не считая второстепенных знаков отличия. Большая шишка. Вхож в близкий круг самого Пресвитера. Так что думай сам.

— Я и думаю. — В моем мозгу действительно кипело — бурлило и лопалось, многое становилось на свои места. Но большая часть по-прежнему была спрятана в тени забвения.

— Короче, он придумал, как подхлестнуть твою память.

— Кажется, я начинаю понимать как.

— Ну да. Мы организовали нападение на тебя, и тем самым подтолкнули к действиям.

— Я, видимо, должен сказать за это спасибо? — Возмущение переполняло меня, еще немного, и я стал бы бить Монаху морду — в кровь, вдребезги. Тот явно этого не понимал, ситуация накалилась до предела, и потому беспечно ответил:

— Да ни за что.

— Значит, он натравил на меня «заводских» и устроил травлю? — спросил я, еле себя сдерживая.

— Не совсем так. Он предложил устроить на тебя засаду, а всю операцию, сценарий, время, место, проработку деталей, подбор исполнителей я взял на себя. И мне кажется, неплохо все устроил. С пацаненком мы два дня репетировали, прежде чем приступили к основному действию. Ну а команду фас наемникам действительно дал Сергей и ордер на твой арест тоже выхлопотал он.

— Но зачем?! — взорвался я. На мой вскрик в кухню заглянул Андрей. Монах замахал на него руками, и он вновь пропал и плотно прикрыл за собой дверь.

— Зачем? — повторил я в сердцах, и так прекрасно зная ответ. Тем не менее Монах ответил:

— Хочешь ты того или нет, но в твоей голове содержится информация, способная вернуть оставленных богом людей к жизни. И для того, чтобы ее заполучить, все средства хороши. Ты мне искренне нравишься, Лёша, правда, но если для этого потребовалось бы вскрыть твой череп, я ни на минуту бы не задумался. Ты слишком важен и ценен для человечества, чтобы оглядываться на твои чувства. Извини, но это так.

— И поэтому вы бросили меня без еды, воды и оружия одного в городе?! Не очень-то вяжется с понятием о ценности, — усмехнулся я.

— Шоковая терапия. И потом мы тебя с Сергеем все время вели, ну и Андрюха еще помогал. Он, правда, всего не знает, да и не нужно ему. Он парень молодой, немного туговатый, зато безоговорочно преданный и исполнительный — единственный, кому я доверился. Кто тебе еды принес в трансформаторную будку, когда ты петлял? А кто тебя на здание «комитета» вывел? Незаменимый человек. Поэтому будь с ним не так откровенно груб. Кстати, весь наш клан считает тебя ренегатом и активно ищет, согласно свежей директиве, живым тебя брать не то что необязательно — не нужно.

— Это что, тоже стратегия такая? — Глаза полезли на лоб.

— Видишь ли, отчасти нападение на тебя было крайней необходимостью, вроде как ход на опережение. Превентивная мера. Понимаешь? Нет? Ладно, объясню подробнее и доходчивее, для дураков. И не надо губу надувать, не надо. Письмо, которое ты нес в своей вализе и вызубрил наизусть, было подлинным, в отличие от фотографии и дурацких часов, что мы тебе подбросили, чтобы подтолкнуть к поискам. Уж очень часто ты возвращался к этому образу и во снах и в частных разговорах. Тебя за ненадобностью решили утилизировать.