Книга Самая прекрасная земля на свете, страница 6 – Грейс Макклин

И после этого он заговорил об устройстве мира. О том, сколько тягот ждет Детей Божьих до того, как системе настанет конец. Сказал, что Дьявол явился в мир и ищет, кого бы пожрать. Мы все читали, как сыны Израиля разуверились в том, что когда-то узрят Красу Земель, как они насмехались над чудесами и над теми, кто эти чудеса творил.

— Да не уподобимся им, — сказал он. — Вера не есть достояние всех. Мир насмехается над верой. Иные и не помышляют о том, чтобы приказать этой горе сдвинуться. Но обратимся все вместе к Библии, братья, посмотрим, что говорит Иисус.

И он начал читать, и сердце у меня забилось сильнее, и на меня будто пролился свет.

— «Ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: „перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас». Разумеется, — сказал брат Майклс, — Иисус говорит иносказаниями. На самом деле мы не можем двигать горы. Но если нам дана вера, мы в состоянии совершать то, что нам кажется невозможным. Вера состоит в том, чтобы видеть, что гора уже сдвинулась, братья. Недостаточно представлять, каков будет новый мир, нужно побывать там; мы думаем, каково будет там, но мы по-прежнему здесь. Однако вера дарует крылья. С верой можно улететь куда угодно.

А потом он заговорил, будто рассказывал потрясающую историю, и я знала эту историю, но раньше вроде как не слышала, или ее рассказывали по-другому.

В начале, говорил брат Майклс, жизнь была чудом. Люди жили вечно и никогда не болели. Все плоды, все животные, всё на земле было безупречным воплощением Божественного замысла, и отношения между людьми тоже были безупречными. Но Адам и Ева утратили нечто важное. Они утратили веру в Бога. И тогда люди начали умирать, клетки их тел начали разлагаться, и тогда их изгнали из рая.

— И с тех пор остались лишь отзвуки прежнего миропорядка: закат, ураган, молния, ударяющая в куст. А вера превратилась в нечто, о чем молятся в полночь в своей комнате, или на поле битвы, или в чреве у кита, или в геенне огненной. Вера — это прыжок через зазор между тем, какова жизнь сейчас, и какой она была раньше. И в этом-то пространстве и происходили чудеса… Возможно всё: в любом месте, в любое время, для кого угодно. Если вам кажется, что это не так, то лишь потому, что вы не видите, как близко вы к чуду, что вам нужно сделать самую малость — и все будет у вас в руках. Чудеса не обязательно грандиозны, чудо может случиться в самом неожиданном месте; самые удивительные чудеса происходят в самой обыденной обстановке. Апостол Павел говорил: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»: если у нас есть хоть самая малость, братья, остальное приложится. Приложится даже больше, чем мы чаяли.

Лекция завершилась, но в первую секунду никто не захлопал; а потом грянули оглушительные аплодисменты. Я же как будто проснулась. Только спала я гораздо дольше, чем продолжалась лекция; мне показалось — всю жизнь.

Мне ужасно хотелось, чтобы песнопения и молитва завершились как можно скорее. Я подумала: брат Майклс — как раз тот человек, с которым можно поговорить про Нила Льюиса.

А потом я стояла рядом с братом Майклсом и ждала, когда дядя Стэн закончит с ним разговаривать. Но только дядя Стэн отошел, явились Элси и Мэй. Потом Альф. Брат Майклс пожимал им всем руки, слушал, кивал, улыбался снова и снова. Никто из них не хотел отходить.

Я уже подумала, что так и не смогу с ним поговорить, но тут наконец ему дали передышку, он обернулся, чтобы положить бумаги в портфель, и заметил меня.

— Привет, — сказал он. — А ты кто такая?

— Джудит, — ответила я.

— Это ты так замечательно ответила на вопрос?

— Не знаю.

— По-моему, ты. — Брат Майклс протянул мне руку. — Очень рад знакомству.

Я сказала:

— Мне очень понравилась ваша лекция. — Только голос звучал как-то не так. — Мне еще никогда ни одна лекция так не нравилась.

— Спасибо.

— А вы не могли бы показать мне горчичное зернышко?

Брат Майклс рассмеялся.

— Конечно, — сказал он. — Правда, оно не обязательно будет то же самое.

Он вытащил из портфеля пузырек — в нем было полно зернышек.

Я сказала:

— А я раньше никогда не видела такой горчицы!

— Она такая до того, как ее размелют.

Я сказала:

— Вот бы и мне таких.

Брат Майклс вытряхнул мне в ладонь несколько зернышек.

— На, держи.

Я уставилась на зернышки. Я так обрадовалась, что почти забыла, о чем собиралась спросить.

— Брат Майклс, — сказала я наконец, — я пришла с вами поговорить, потому что у меня есть одна проблема.

— Я уже понял, — сказал он.

— Правда?

Он кивнул.

— И что за проблема?

— Один человек… я боюсь… — Я вздохнула. Потом поняла: ему надо сказать всё как есть. — Мне кажется, меня скоро больше не будет.

Брат Майклс поднял брови.

— В смысле, я перестану существовать.

Брат Майклс опустил брови.

— Ты чем-то больна?

— Нет.

Он нахмурился.

— Тебе это кто-то сказал или тебе просто так кажется?

Я подумала.

— Нет, мне никто не говорил, — ответила я. — Но я в этом почти уверена.

— А ты кому-нибудь про это говорила?

— Нет. Они же ничем не могут помочь.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, — сказала я.

Взрослые почему-то считают, что учителям можно рассказать все, что угодно. Они понятия не имеют, что от этого будет только хуже.

Брат Майклс молчал целую минуту. А потом спросил:

— А ты пробовала молиться?

— Да.

— На молитвы не всегда отвечают сразу.

— У меня времени только до завтра.

Брат Майклс втянул воздух. Потом сказал:

— Джудит, полагаю, что я могу сказать с полной ответственностью: до завтра с тобой ничего не случится.

— Откуда вы знаете?

— Тебя просто одолевает страх, — сказал он. — Я не хочу сказать, что со страхом так уж просто бороться; страх — самый коварный наш враг. Но если прямо взглянуть ему в лицо, из этого может выйти много чего хорошего.

Я ответила:

— Я не понимаю, как из этого может выйти что-то хорошее.

— А ты просто взгляни на вещи по-другому. Стоит взглянуть на вещи под другим углом, проблемы, которые раньше казались неразрешимыми, исчезают сами собой. Это просто удивительно.

Сердце у меня заколотилось.