Книга Метро 2033. Корни небес, страница 70 – Туллио Аволедо

Лицо человека, который склонился надо мной, красное от гнева. Усы — как неухоженные кустарники, слюнявый рот. Он похож на Полифема или на Манджафоко, страшного кукольника из сказки о Пиноккио.

Еще один удар, сильнее, чем предыдущий. На этот раз в живот.

Он вызывает у меня приступ тошноты.

— Поднимайся, я тебе говорю! — рычит страшилище на ломаном итальянском.

— Слушай, козёл, как он может встать? Ты что, не видишь, что он связан?

Злая улыбка бородатого гиганта замирает, от удивления он открывает рот.

— КТО ЭТО СКАЗАЛ? КТО ОСМЕЛИЛСЯ СКАЗАТЬ ЭТО?

Никто не отвечает.

Гигант поворачивает меня на бок ногой, потом делает то же самое с герцогом, который по-прежнему лежит с закрытыми глазами, как будто хочет убедить самого себя в том, что ничего не изменилось, и если он откроет глаза, то снова окажется в своих неприлично роскошных и теплых по нынешним временам комнатах дворца в Урбино.

Это сказал Гвидо Греппи. Я вижу, как он с вызовом смотрит на приближающегося к нему орка.

Странно, что именно он возмутился. По сравнению с другими швейцарскими гвардейцами мне он казался довольно робким. Из тех, для кого служба в армии — это работа, а не геройство.

Бородатый человек одет в черную спецовку из плотного материала, со странными утолщениями, которые кажутся сначала какими-то набивками. Но на самом деле это мускулы. Я понимаю это, глядя на то, как он наклоняется, сгребает Греппи в охапку и размеренным движением швыряет его так, что тот ударяется о металлическую стену. Звук удара ужасен: грохот, треск ломающихся костей.

С той же легкостью гигант поднимает из чехла нож — такой же гигантский боуи длиной в тридцать сантиметров, — перерезает капралу горло и пилит дальше, до тех пор, пока голова не падает на пол.

Он поднимает ее за волосы, показывая всем.

Кровь Греппи капает на мое обнаженное тело.

Теплые капли, соприкасаясь с кожей, кажутся почти кипятком.

— ЕЩЕ КТО-НИБУДЬ ХОЧЕТ ПОГОВОРИТЬ?

Ему отвечает взволнованный голос Дюрана:

— Ты только что убил солдата Церкви! Ты держишь в плену посланцев Ватикана! Ты вообще понимаешь, что это значит?

Гигант раскрывает рот от удивления:

— Что за фигню ты несешь?

— Я говорю, что ты убил солдата Церкви!

— Какой церкви?

— Римской! Единственной, католической и вселенской! Ты сейчас зарезал одного из ее солдат! А человек, которого ты бил ногами, это священник!

Я жду, что этот орк сейчас обрушит свой гнев на капитана. Однако при этих словах он роняет окровавленный нож, поворачивается к трупу Греппи и комичным движением пытается приставить голову обратно к телу. При этом он что-то бормочет себе в бороду. Что-то, звучащее похоже на «мне жаль».

Впрочем, когда он поворачивается, в его глазах нет и следа раскаяния.

Глаза его полны безумия.

— Господа, вы должны простить мне эту ошибку. Мне, честное слово, очень жаль. Меня ввел в заблуждение этот гнусный человек. Он сказал мне, что вы бандиты. Не то, чтобы я доверял его словам, после того, что увидел… Совокупляться с мертвыми — это самая большая мерзость… Не считая ереси, конечно.

Здесь Дюран делает ход.

— Ересь? Поговори о ересях с отцом Дэниэлсом. Он глава Святой Инквизиции!

Гигант раздувает ноздри, как будто пытается учуять по запаху, кто здесь священник.

— Отец Дэниэлс? Отец Дэниэлс? Где он?

— Тот, кого ты бил ногами.

Гигант смущенно поворачивается к мне. Наклоняет голову набок, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Ты и правда инквизитор?

Взгляд капитана Дюрана не оставляет мне выбора.

— Да, — выдыхаю я, прикрывая глаза.

Гигант хлопает в ладоши:

— Фантастика! Фантастика!

Он поднимает с земли свой кинжал. Наклоняется надо мной. Лезвие сверкает в нескольких сантиметрах от моего лица.

— Простите меня, святой отец. Простите мне мою ошибку.

Он разрезает веревку, которая связывает мне руки. Потом освобождает ноги. Потом помогает мне подняться.

Я почти падаю: мои ноги онемели. Но он поддерживает меня.

— Вы замерзли? Подождите, я отдам вам вашу одежду. Наверное, вот она. Или эта?

Он роется в куче вещей. Я помогаю ему, отыскивая то, что в этом слабом свете кажется моей одеждой. Тем временем он продолжает бормотать что-то неразборчивое.