Онлайн книга «По следу саламандры»
|
Это был очень древний огам. Бумага частично восприняла и непростую геометрию камня, и ребро главной линии — водораздела. Хайд воочию представил себе этот каменный клык, торчащий из травы на каком–то из священных холмов. Представил себе и того, кто, обернув камень бумагой, копировал надписи, водя углем и лаковым тампоном, озираясь воровато, ибо его занятие было по меньшей мере предосудительным. Ведь если священный текст нанесен на камень, то он и должен оставаться вместе с камнем в месте силы. Камень оберегал какую–то территорию, отгонял от нее всех или же, наоборот, заманивал. Много таких камней, оставшихся со времени Песни, торчало тут и там в лесах и полях. Все, кроме друидов, старались отводить глаза, столкнувшись с письменами. Текст гласил: Спроси любого: «Что есть центр Мира?!» Но всякий ответит на свой лад. Путь освещает его взгляд. И только то, что освещено, увидеть ему дано. «То место, где я сейчас стою, — отзовется воин в строю. — Горм кли — под панцирем — это я. Центр там, где душа моя. Ответ Лорд–мэна: «Это — клехе, центр дома. Очаг и моя семья. Горм кли — клехе — я». Скажет лендлорд или друид: Центр Мира там — где Биле стоит. Под древом священным богов Души предков находят кров… И только фейери даст ответ, Что центра Мира нет. Сам эльф один и его народ Ищут забытый потерянный вход… Текст обрывался на этом. И незаконченность его отозвалась острой болью в истерзанном могучем сердце фейери. — Откуда это? — дрогнувшим голосом спросил Хайд. — Был камень, — замотала головой старуха, зажмурившись и стиснув губы так, что одинокие зубы вдавились в них, — теперь нет, — она то ли мучительно пыталась вспомнить, то ли старалась немедленно забыть то, что вдруг вспомнила. — Где? — Ты хотел узнать о пути. Я принесла тебе то, что осталось от камня. Ты должен дать мне то, что просила я. Так велит Традиция! Хайд понял, что должен дать ей то вымышленное, иллюзорное счастье, о котором мечтал ее помутившийся разум. Хайд всерьез почитал себя недурным сочинителем. И знал главную тайну этого ремесла: сочинитель перестает быть юным вдохновенным графоманом тогда, когда сам, без посторонней помощи осознает, что он умнее плодов своего вдохновения и понимает, что нужно либо всерьез учиться этому, либо перестать смешить людей самими потугами на творчество. Делать в этой жизни нужно только то, что умнее, и чище, и светлее тебя самого. Только это и есть критерий того, что ты занимаешься делом, которому предназначен. Все остальное — недостойно. Но несколько раз в жизни он оставлял призвание — бросал дело, которое считал еще вчера предназначением, и начинал сызнова, с овладения новым ремеслом, доведения мастерства до совершенства и полной свободы самовыражения. Теперь же смысла в его жизни уже не наблюдалось. Он больше ни для чего не был предназначен. Да и существовал ли он? Каждый фейери до тех пор только и существует, пока не перестанет слышать в своей душе отклик других фейери. Хайд был один, а значит, потерял себя. Но если нет смысла в жизни, то должен же быть смысл в смерти. — Ты хотела второй жизни, — сказал он без тени сомнения в голосе. — Новой, а не второй… — Ты получишь ее. — Да! — старуха на мгновение обрела ясность во взгляде, и сомнение сверкнуло в ее глазах страшной догадкой. Увы, даже самый безумный мечтатель на пороге осуществления мечты способен вернуться в юдоль здравого смысла, ибо жить мечтой — одно, а оказаться перед реальностью ее осуществления — совершенно иное. — Ты проживешь новую жизнь, — сказал Хайд. Он прикоснулся ладонями к лицу старухи и заговорил вводя ее в транс. За короткое время он заставил ее пережить всю ее жизнь такой, какой она помнила ее, но по–новому, так, как она рисовала себе свою другую жизнь в диких, безумных мечтах. Она пережила все, что хотела пережить, но чего никак не могло случиться с ней в реальности. Хайд мог только догадываться о том, какие видения вызвал в ее угасающем сознании. И он резко повернул ее голову от себя. Хрустнули шейные позвонки. Без вздоха и стона, все еще находясь в чудесном новом мире и уже покидая всякую реальность, старуха мешком рухнула к его ногам с неестественно заломленной назад головой. Эльф выполнил предписанное Традицией. Старуха хорошо подготовилась к этой случайной встрече. Возможно, она и держалась за жизнь из последних сил только в надежде на встречу с фейери. Теперь ее мечта сбылась. И она честно расплатилась за ее осуществление. Теперь и Хайд обрел смысл. Не в жизни — но в смерти. И он знал, как должен умереть и чем заняться, чтобы смерть была такой, как нужно. * * * Флай — другой фейери — в другом городе, но той же страшной ночью, взлетел над крышами, без всякой надежды удержаться в воздухе. Не так он рисовал себе полет! Он не думал, что после одного побега ему придется совершить другой, да еще так скоро. И уж никак не думал он, что, очутившись над крышами, превозмогая слабость отвыкшего от воздуха тела, он еще и попадет под дождь. Но все случилось именно так. Возможно, фейери находят свой полет прекрасным. Вольно ж им так считать! А быть может, они не думают об этом, как люди мало думают о ходьбе, пока ничто не мешает идти. Ничто не фокусирует внимание на привычном способе передвижения так, как камешек в ботинке или боль в колене. Возможно, фейери различают летунов с красивой и некрасивой манерой летать, как люди различают красивую и некрасивую походку среди себе подобных. Все это возможно. Как известно, наука с большим сомнением относится к самому факту существования этих существ. И тем не менее можно с весьма высокой степенью уверенности утверждать, что фейери презирают людей за их, так сказать, приземленность, а люди находят вопиюще безобразным вид летящего крылатого. Действительно, что может быть красивого в распластанном неестественно хвостатом человекообразном, который, мелко сотрясаясь всем телом, совершает конвульсивные движения и с отвратительным воем вибрирует двумя парами стрекозьих крыльев? Решительно ничего прекрасного в этом полете не найти! Но сам полет… Оставьте споры! Полет прекрасен. Однако погода выдалась нелетная. Впрочем, крылатые называют это несколько иначе. И понимают по–другому. У них множество понятий и символов обозначают условия, благоприятные и неблагоприятные для полета. |