Онлайн книга «И вспыхнет пламя»
Слова. Только подумаю, и вспоминается Пит Ему ничего не стоит привлечь слушателей на свою сторону. Вот он, без сомнения, смог бы зажечь толпу. Нашел бы, как и что говорить. Жаль, ему это даже в голову не приходило. Спускаюсь: мама и Прим ухаживают за Гейлом. Судя по его лицу, действие лекарства заканчивается. Бинты уже сняты. Над обнаженной спиной клубится пар. Я готовлюсь к новому бою, но голос пока не повышаю. – Не пора ему сделать еще укол? – Сделаем, если понадобится. Сначала попробуем снежный компресс, – говорит мама, оборачивая воспаленную плоть чистой тряпицей, и кивает Прим, Сестра подает глубокую миску. Там вроде бы снег, но какой-то странный, светло-зеленоватого цвета, и к тому, же источает сладковатый запах. Прим осторожно раскладывает компресс. Я почти слышу, как он шипит, соприкасаясь с разгоряченной кожей. Гейл изумленно распахивает глаза и облегченно вздыхает. – Хорошо, хоть снега достаточно,– произносит мама. Пытаюсь вообразить, каково это – очнуться после публичного избиения в разгар знойного лета, когда из крана течет тепловатая водичка. – Что же ты делала в жаркие месяцы? – интересуюсь я. У мамы между бровями появляются глубокие морщины. – Отгоняла мух как могла. У меня в животе что-то поворачивается. Набрав горсть смеси в платок, она подает мне компресс. Прижимаю его к щеке. Боль тут же уходит. Это из-за холода, но и мамины травки тоже помогают. – О-о-о... Замечательно. Почему вчера не стали накладывать? – Раны должны были немного схватиться. Не понимаю, что она имеет в виду, но какая разница? Лишь бы помогало. Мама знает, что делает. Меня начинает мучить совесть. – Прости. Я вчера на тебя накричала. – Бывало и хуже, – отвечает она. – Люди плохо переносят страдания тех, кого любят. Тех, кого любят. От ее слов у меня немеет язык, будто бы на него попал снег. Конечно же, я люблю Гейла. Но какого рода любовью? Что понимать под этим словом? Не знаю. Прошлым вечером, в порыве страстей, я поцеловала его, но ведь он этого не помнит. Или все-таки... Надеюсь, что нет. Это бы сильно все усложнило. И вообще, не до поцелуев теперь, когда грядет великий мятеж. Трясу головой, избавляясь от лишних мыслей. – А где Пит? Ушел домой, когда ты заворочалась. Сказал, что не хочет оставлять свой дом без присмотра в такую погоду. – Хорошо добрался? Во время пурги можно заблудиться буквально в трех соснах – и пропасть навеки. – Позвони, спроси, – пожимает плечами мама. Иду в кабинет (куда редко вхожу после визита президента) и набираю номер. После нары гудков Пит снимает трубку. – Привет, – говорю я. – Хотела убедиться, что ты спокойно дошел. – Китнисс, наши дома находятся в трех шагах. – Знаю, но сейчас пурга, и... – Ладно, все хорошо. Спасибо, что позвонила. – Повисает долгое молчание. – Как там Гейл? – Поправляется. Мама и Прим наложили снежный компресс. – А твое лицо? – Мне тоже дали снега. Видел сегодня Хеймитча? – Навестил, – отвечает Пит.– Он пьяный в стельку. Ну, я затопил печку, оставил свежего хлеба… – Есть один разговор к... к вам обоим. По телефону больше не скажешь. Мой аппарат наверняка прослушивается. – Давай подождем, пока буря уляжется, – произносит он. – До тех пор все равно ничего не случится. – Да, ничего такого, – соглашаюсь я. Метель утихает только спустя два дня, оставив после себя заносы выше моей головы. Еще через день расчищают дорогу между городской площадью и Деревней победителей. Я помогаю маме ухаживать за Гейлом, то и дело прикладываю к щеке компресс и на всякий случай силюсь припомнить подробности мятежа в Дистрикте номер восемь. Опухоль исчезает. Рубец еще ноет, и вокруг левого глаза – страшный синяк, однако при первой возможности я звоню Питу, чтобы пригласить его на прогулку в город. Растолкав Хеймитча, тащим его с собой. Он ворчит и сопротивляется, но скорее для порядка. Нам всем нужно обсудить последние события, и Деревня победителей – самое неподходящее место для таких разговоров. Мы даже не раскрываем ртов, пока она не скрывается из вида. Я смотрю на десятифутовые белые стены, обрамляющие узкую расчищенную дорожку, и думаю о том, что им ничего не стоит рухнуть на нас. Первым прерывает молчание Хеймитч. – Итак, мы решили бежать навстречу неизвестности? – обращается он ко мне. – Нет, – отзываюсь я. – Уже нет. – Все же нашла в своем замысле кое-какие изъяны, солнышко? Может, есть новый план? – Нужно поднять восстание, – выпаливаю я. Ментор хохочет. Ладно бы хоть со злостью, но нет, он просто не воспринимает меня всерьез. – А мне нужно срочно выпить. Расскажете потом, как все получилось, хорошо? – Ты-то что предлагаешь? – огрызаюсь я. – Мое дело маленькое – проследить, чтобы свадьба прошла без сучка без задоринки, – говорит Хеймитч. – Я сделал звонок и, не вдаваясь в подробности, перенес фотосессию. – У тебя телефона нет, – напоминаю я. – Благодаря Эффи уже есть. Представляешь, она даже предложила мне стать посаженым отцом невесты. Я сказал: чем скорее, тем лучше. – Хеймитч! – жалобно вскрикиваю я. – Китнисс! – передразнивает он. – У тебя ничего не выйдет. Мы умолкаем, пропуская людей с лопатами. Может, они уберут эти жуткие снежные стены вокруг деревни? Но вот и площадь. Выходим – и замираем будто вкопанные. «Все равно ничего не случится во время пурги», – решили мы с Питом. И, как оказалось, жестоко ошиблись. Площадь невозможно узнать. С крыши Дома правосудия свисает огромный плакат с изображением государственного герба Панема. Миротворцы в девственно-белых мундирах маршируют по чисто выметенной мостовой. Многие расположились на крышах, устанавливают пулеметные гнезда. Однако страшнее всего новые сооружения посередине площади. Огороженный частоколом позорный столб для избиений плетью и виселица. – Быстро же работает этот Тред, – замечает Хеймитч. В нескольких улицах от нас к небу взметается пламя. Мы не произносим ни слова, и так все ясно. Гореть может лишь... Перед моими глазами встают лица Риппер, Сальной Сэй и всех остальных друзей, которые только и выживали за счет Котла. – Надеюсь, там сейчас никого не... Я не могу закончить фразу. – Да нет, – отвечает Хеймитч. – Этим людям хватило ума убраться подобру-поздорову. Будь ты немного постарше, тебе бы тоже хватило. Ладно, пойду загляну в аптеку за денатуратом. |