
Онлайн книга «Личный друг Бога»
Глеб разоблачился, аккуратно сложил кожаный доспех, пристроил меж бревен копье и прыгнул в воду, зная, что здесь глубоко у самого берега, а дно вязкое. Вода ожгла холодом, дыхание перехватило, и Глеб невольно охнул, ругнулся, судорожно схватился за скользкие бревна. — Под берегом ключи, — сказал ему Ирт. — Потому и болото… Уже на середине реки Глебу вдруг подумалось, что в этом тихом омуте могут водиться какие-нибудь твари, похуже чертей из поговорки. Представилось, как когтистая лапа поднимается сейчас со дна, тянется наверх, к поверхности, где бултыхаются два человека. И огромный выпуклый глаз пялится из тины… Глеб чертыхнулся и сильней заработал ногами. 4 — Ну-ка, Богоборец, повернись, — в голосе Ирта прорезались покровительственные нотки, и Глебу это не очень нравилось. — Пиявок-то сколько насобирал! Они не торопились одеваться — сохли. После ледяной воды воздух казался теплым, словно махровый халат, только что снятый с горячей батареи отопления. — Ненавижу этих тварей… — Ирт короткой палочкой сковыривал с Глеба разбухающих на глазах пиявок и отбрасывал их подальше. — Помню, работал я на торфяных болотах, стелил гать. Так их там было больше чем комаров. Ох, попили они у меня тогда кровушки… — Что-то сейчас на тебе ни одной не видно, — ворчливо сказал Глеб. — А работал на болотах старичок один, колдун из местных, он-то меня и заговорил. Теперь ко мне ни одна такая тварь не пристает… — Ирт подцепил пиявку, присосавшуюся у Глеба меж лопаток, точно в центре Знака Богоборца. — Больно! — вскрикнул Глеб и резко повернулся. — Извини, — немного растерялся Ирт. — Но я ничего особенного не сделал. — Нажал сильно. — Да нет. Не сильней, чем обычно. — Ну, не знаю… Кольнуло, словно раскаленной иглой. — Ладно, попробую осторожно… Глеб снова повернулся к Ирту спиной, и раб аккуратно подсунул заостренную палочку под черное тело пиявки, чуть нажал. Глеб зашипел, плечи его напряглись, голова дернулась. — Сейчас… — шепнул Ирт, пытаясь подцепить пиявку. — Сейчас… — Тельце паразита растянулось, темная кровь заструилась по коже Богоборца. — Потерпи… — Ирт резко дернул рукой, и жирная пиявка, кувыркаясь, улетела в кусты. А Глеб, всхлипнув, покачнулся и начал падать… 5 На экране вспыхивали огненные буквы: «Доступ закрыт». Они пульсировали равномерно, в такт биению сердца, и зеркала старого трельяжа повторяли их бессчетное множество раз: «Доступ закрыт». Запотевшее оконное стекло, отражая алые буквы, уродовало их, размывало, и бегущие ниточки воды казались подтеками крови. Игра закончилась. Жизнь завершилась. Глеб застонал и открыл глаза. Он думал, что увидит беленую плиту потолка с круглым плафоном светильника, но увидел темное небо, кроны деревьев и растерянное лицо Ирта. — Я все еще здесь? — Ты потерял сознание на несколько секунд. — Но мне показалось… — Глеб осекся. Это был сон. Вернее, видение. Картинка из памяти, обрывок воспоминания. Показалось… — Я ничего не сделал, — виновато проговорил Ирт. — Я сдернул с тебя очередную пиявку. И ты упал. Глеб сел, поводил плечами, чувствуя неприятный зуд меж лопаток. Спросил: — Пиявка была на Знаке? На этой круглой штуковине у меня на спине? — Да. — Так, может, все дело в нем? — У тебя там глаз, — помедлив, сказал Ирт. — Пиявка присосалась к нему. — Глаз… — Глеб завел руку за спину, с опаской почесал зудящее место, нажал чуть посильней и почувствовал боль. — Чертов глаз на спине. Откуда он взялся? — Тебя таким создали. — Никто меня не создавал! — Глеб схватился за тонкую березку, поднялся рывком, сломав деревце. — Я человек! Никто не может создать человека! Только бог! И больше никто! Бог! — Да, — спокойно сказал Ирт. — Тебя создали боги. Но ты не человек. Ты — Богоборец… Глеб поперхнулся слюной, закашлялся. А Ирт продолжал говорить: — Человек — это я. У меня нет Знака на спине, и меня ничто не гонит по миру. Я знаю о себе все, и знаю, что есть вещи, о которых мне знать не положено. Но ты не такой. Ты ищешь себя, ты хочешь узнать больше, чем тебе положено знать. Ты — Богоборец. — Вот что… — откашлявшись, Глеб немного успокоился. — Прекращай свою доморощенную философию, собирай вещички, и двинем дальше, пока совсем не стемнело. И запомни: меня ничто не гонит. Я иду, куда сам пожелаю. А что касается бога… Бога не существует. По-крайней мере, я в него не верю… 6 Они не ушли далеко: река повернула, деревья чуть расступились, и гул рукотворного водопада заглушил все прочие звуки. — Плотина, — сказал Глеб. — Теперь понятно, почему река здесь так разлилась. Деревянная опалубка плотины почернела, словно обуглилась — но это не огонь опалил крепко сбитые доски, а вода выморила, закалила дерево до каменной прочности. Пенящийся поток бежал по широкому лотку и рушился на покатый горб огромного — в два человеческих роста — колеса, ощетинившегося лопатками. — Мельница, — сказал Ирт. — Когда-то давно я работал на одного мельника. Хорошее было время. Возле колеса к плотине лепился невысокий бревенчатый домик, вытянутый, словно конюшня. Он стоял на небольших сваях, будто на коротких кривых ногах, кособочился немного, словно устав стоять ровно. Маленькое окошко, обращенное к лесу, светилось, и это означало, что в доме кто-то живет. — Зайдем? — спросил Глеб. — Зайдем, — сказал Ирт. Будь чуть светлей, они, возможно, обратили бы внимание на то, что трава вокруг не выкошена, не примята, что здесь нет ни одной тропинки, а лопухи и крапива подобрались к самому крыльцу, словно осадив дом. Возможно, путников насторожило бы и то, что мельница стоит в глухом лесу, а к ней нет подъездного пути. — Может, сегодня наконец-то нормально поедим, — сказал Ирт. — А ты, вроде, особо и не голодал, — усмехнулся Глеб. Дверь была не заперта: то ли хозяин никого не боялся, то ли просто не думал, что кто-то может появиться в этой глуши. — Эй! — крикнул Глеб в темную прихожую. — Гостей не ждете? — Ему показалось, что он что-то услышал: то ли осторожный смешок, то ли приглушенный кашель. — Можно к вам? Не получив ответа, Глеб повернулся к Ирту: — По крайней мере, возражений не было. Они вошли в дом, оставив уличную дверь открытой, чтобы хоть что-то видеть в темном, лишенном окон помещении. Не сделав и двух шагов, Ирт налетел на ведро, стоящее посреди прихожей, — оно покатилось, грохоча жестью, и Глебу вновь почудилось, что рядом кто-то тихо рассмеялся. |