
Онлайн книга «Метро 2033. Ледяной плен»
— Юра, Миша-а… — взывал срывающийся на рыдания и всхлипы тоненький женский голос. Слышался слабый стук кулачков по крыше маршрутки. — Андрей Ефимович, это вы написали? Тут есть кто-нибудь? Помогите! Охранник узнал голос. Это была Зина, молоденькая продавщица из киоска через дорогу, в котором вечно скучающие на посту охранники парковки регулярно затаривались кроссвордами и глянцевой дребеденью с голыми девицами. Открывать было страшно. За прошедшие сутки радиоактивное облако должно было полностью сгуститься над местом взрыва. Все, кто находился снаружи, были обречены на страшную смерть от радиации. И зачем он только сделал ту надпись? Ведь она могла привлечь не только спасателей, но и пораженных облучением горожан, которым уже ничем нельзя помочь. Спасательная бригада по-любому бы проверила стоянку, привлеченная остовом перевернутой маршрутки. И он не впустил девушку. Тук… — Ау-у! Тут есть кто-нибудь? Пожалуйста, помогите, Богом прошу… Тук-тук! Охранник нарочито громко — чтобы заглушить слабеющие крики и негодующий внутренний голос — звенел банками с тушенкой и другой жестяной утварью, механически сортируя содержимое «нивы». Он действительно не мог ей помочь. Не мог! Не мог?.. К вечеру мольбы постепенно стихли. Постояв некоторое время перед маршруткой и убедившись, что с той стороны действительно не доносится никаких звуков, Михаил решился выйти посмотреть. Все-таки, как-никак, изредка перекидывались парой слов. Если умерла, нужно хоть похоронить по-человечески, чтобы собаки не разодрали. Лопата, опять же, имеется… Зины на улице не оказалось. Сигнальную надпись на крыше «газели» полностью скрывали под собой бурые потеки, к которым прилипла пара ногтей с потрескавшимся лаком и длинная прядка русых волос. От входа через дорогу, в сторону выжженного сквера, тянулся прерывающийся кровавый след. С того самого дня он и начал пить. Найденные в прицепе «Нивы» два непочатых ящика водки были бережно переправлены в квартиру-палатку. Теперь в привычные походы за содержимым автомобилей его всегда сопровождала бутылка. Еще в учебке им вдалбливали, что спирт частично снимает воздействие радиации на организм. Сначала Михаил прикладывался помаленьку, а потом стал отчаянно нажираться, еле добираясь до палатки, либо просто засыпая на том месте, где водка играючи дергала за выключатель мозгов, на какое-то время притупляя теснящуюся в груди боль от утраты семьи и мира. На шестой день его нашли — в беспамятстве распростертым на полу четвертого этажа. — У меня один! — подозвала троих спутников высокая фигура в длинном плаще с накинутым на противогаз капюшоном. — Живой? — Сейчас посмотрим, — встав на одно колено, человек потрогал пульс. — Ага. Пьяный в салат! — Харя, осмотрись тут быстренько, мало ли кто еще есть. Вооружен? — Пузырь да дубинка. — Как думаешь, Типун, облученный? — Фиг знает, — откликнулся склонившийся над охранником человек. — Внешних признаков не наблюдаю. Вот наспиртовался он точно по горлышко, аж сквозь фильтры несет. — На пятом палатка стоит, консервы кое-какие и ящик с лишним водяры! — отозвался вернувшийся с разведки Харя. — Шикует мужик! — Документы, паспорт? — Охранник. В палатке форма в углу. — Вот кто послание накарябал, значит. Палатка и все остальное откуда? — Видно по машинам шукал — у половины стекла битые и замки сорваны. — Как думаешь, коробки на ходу? — первый человек оглядел стоянку. — Теоретически… Стоят они, конечно, низко. Если покопаюсь, может, и заведу какую. Есть пожелания? Тут нам теперь целый автосалон — какую хошь выбирай! — Без разницы. Главное, чтобы ехала. Ладно, будите спящую красавицу! — Э! Братуха, подъем! — откинув капюшон, Харя стянул противогаз с взмыленного лица, которое, в пику кличке, оказалось вполне приличным. Подталкиваемое носком ботинка, распростертое тело громко икнуло, а затем, с трудом разлепив губы, многозначительно изрекло: — Остмякое! — Чего? — не разобрал тот, которого звали Типун. — Оставьте… меня… в покое… — с невероятным трудом вытолкнул из себя пьяный, с усилием переворачиваясь на живот. — Ну, извини, — Типун тоже снял противогаз и беззлобно сунул лежащему сапог под ребро, — что потревожили ваше высокоблагородие-с. Нижайше просим прощения-с. — Вы кто? — не открывая глаз, поинтересовался прижавшийся к полу щекой охранник. — Ты сообщение написал? — Какое… Где? — Там, на маршрутке. — Ну да… — пьяный пошевелился и, разлепив, наконец, глаза, с удивлением посмотрел на окруживших его людей, часто моргая. — А вы кто? — He дуркуй, пока до чертей не допился. Хотя курсом идешь верным. Я лично еще неделю назад был учителем истории. А теперь вот в диггеры подался. К северному побережью идем. В Пионерск или Светлогорск. — А какой смысл… — Курортные зоны, — продолжил диггер. — Врезали вроде сюда и по Балтийску в основном. Говорят, что там отделались легче, чем в Кениге. Дотуда только импульс докатился. Здесь теперь по-любому не выживешь, факт. Облако уже полностью осело. Так что пакуй манатки, нам лишние руки не помешают. — Идите в жопу! — тихо всхлипнул мужик. — Тут отсижусь. — Жопа, старик, теперь понятие бесконечно растяжимое! — фыркнули в ответ. — Да и надолго ли тебя хватит? Дней пять максимум, а потом гарантированно кони двинешь. — Не гони! У меня тушла и «беленькой» полно… — упрямо пробормотал пьяный. — А когда закончатся, в ларек за догоном сбегаешь? — усмехнулся Типун. — Пешком, без «химзы» и намордника? — Огнестрел какой-нибудь есть? — потеребив лямку пузатого рюкзака, деловито поинтересовался Харя. — Да, там, — с трудом приподнявшись, охранник неопределенно махнул рукой. — В будке. «Макар» в сейфе лежит. — Добро. В дороге пригодится. Витек, посмотри. — Звать-то тебя как? — Типун помог охраннику подняться. — Михаил… — хотя к чему теперь эти бессмысленные ярлыки, набитые в паспорте, шершавые листки которого теперь годились разве что на бумагу для самокруток. В мозгу промелькнуло армейское прозвище, которое он получил за регулярные посылки с выпечкой от жены и матери, каждый раз бережно завернутой в пахнущую домом тряпицу. — Батоном меня зови. — Господином, что ли? — с заметным акцентом спросил один из мужиков. — А? — «Батоно» по-грузински означает «господин». Ты, случаем, плеткой орудовать не любишь? — Это у меня из-за хлеба, — попробовал по-дружески объяснить Батон. |