Онлайн книга «Черная кость. Книга 1. Князь-волхв»
Пока без сознания? Его, Тимофея, стараниями, между прочим, без сознания. — Княже, я… — Тимофей развел руками, — я просто… — Не нужно, — поморщившись, отмахнулся Угрим. — В случившемся нет твоей вины, Тимофей. По крайней мере, на тебе ее не больше, чем на мне. Это я недооценил Арину. Я хотел заманить ее сюда. Я предполагал проникнуть в мысли и память княгини, используя силу Кости и твое… твое участие… твою помощь… «Мое тело, — мысленно поправил его Тимофей, — отданное на откуп никейской ворожее, ловко подсунутое ей, несущее на себе следы колдовских печатей и открытое для чужой воли». — Я рассчитывал справиться с ней быстро и без лишних хлопот. Не вышло… Не получилось быстро и без хлопот. Арина оказалась сильнее и хитрее, чем я ожидал. Эти стены, — Угрим обвел взглядом подземелье, — пропитаны магическими токами Кощеева тулова. Арина смогла черпать из них силу, достаточную, чтобы противостоять мне. — Княже, позволь спросить… — Говори, — разрешил Угрим. — Ты открыл передо мной свои тайны и запечатанные ходы для того, чтобы я исполнил эту службу? — Тимофей задавал вопрос, в общем-то зная уже ответ. Но ему хотелось узнать другое: насколько честно ответит князь. — Для этого, — сухо сказал Угрим. — И для этого тоже. Но прежде чем открыть сокрытое, я спросил, готов ли ты служить мне во всем. И получил утвердительный ответ. Я спрашивал тебя трижды. И трижды ты говорил «да». Точно. Так все и было — вынужден был признать Тимофей. Чего ж теперь обижаться-то? Нечего… — И у опочивальни княгини я тоже стоял неспроста, да, княже? Угрим усмехнулся. — Я же видел, какими глазами ты смотришь на Арину. Трудно было этого не заметить. — Значит, поэтому… Поэтому князь велел ему нести караул перед дверью, за которой была заперта красавица княгиня. — Ты бы не сумел противостоять чарам Арины, даже зная, что она опасна. А ведь я предупреждал тебя, Тимофей. Верно. Предупреждал… — Должен был предупредить, чтобы для Арины все выглядело правдоподобно. Ей ведь предстояло проникнуть в твои мысли. Я даже давал тебе позволение зарубить ее. Давал… — Только ты все равно не смог бы убить Арину. Тимофей опустил глаза. Да, он не смог. — А ей убивать тебя было ни к чему. Ты нужен был ей живым. — Арина убила Ермолая, княже, — заметил Тимофей. И тут же осекся. — Вернее… вернее, это я убил его. По ее воле. Угрим молча кивнул. Понимающе, сочувствующе. Будто знал уже. Да нет, не будто — он действительно знал. Когда через Тимофея Угриму открылись помыслы и память княгини, ему стало известно все. Хотя, может быть, судьбу несчастного дружинника князь предвидел еще раньше. — Ты специально поставил у входа в подвал именно Ермолая? — спросил Тимофей, в упор глядя на Угрима. Князь кивнул снова, однако на этот раз отмалчиваться не стал: — Кого-то следовало там поставить. У двери, ведущей в подвалы, всегда дежурит стража, и если бы ее не оказалось сегодня, Арина могла бы заподозрить неладное. Угрим отвел глаза. — Я не знал, как она поступит с Ермолаем. Мне жаль его… — Сожаление, прозвучавшее в голосе Угрима, казалось искренним. — Он был хорошим воином, хотя и не из лучших. Но, согласись, всегда предпочтительнее потерять того, кто не из лучших. Согласиться Тимофею было трудно. Но и не согласиться с князем он не мог. — Как сам-то ты здесь появился, княже? — Тимофей просто решил сменить тему разговора. — Ну, это объяснить нетрудно, — ответил Угрим. — В подземелье под подвалами детинца много ходов. Некоторые выводят на поверхность вдали от Острожца. О них известно только мне, и все они надежно запечатаны. — Твоей колдовской печатью? — уточнил Тимофей. — Ею, — кивнул Угрим. — Я покинул дружину, с которой уехал, и воспользовался одним из этих тайных лазов, чтобы вернуться. Пробрался сюда и встретил вас. Арина не должна была ничего знать. Поэтому ничего не знал и ты. Никто об этом не знал. * * * Стон Бельгутая прервал их беседу. Видимо, замороженная рана начинала постепенно оттаивать, а вместе с теплом приходила боль. Степняк сидел на полу, обоими руками обхватив ногу, пронзенную колдовским лучом. Нойон раскачивался всем телом. Зубы Бельгутая были стиснуты, глаза — прикрыты, по бледному лицу катились крупные капли пота. На лбу вздулись вены, а на скулах часто-часто подергивались желваки. — Э-э-э, а татарин-то наш совсем плох! — озабоченно протянул Угрим. — Тимофей, скажи-ка бесермену: пусть не дергается. Мне знакома волшба, под которую он попал. Попробую что-нибудь сделать… Угрим склонился над раненым. Ханский посол недобро ощерился. — Твой коназ-шаман, не сумевший справиться даже с голой ведьмой-шулмасой, теперь хочет добить меня, да, Тумфи? — прохрипел по-татарски Бельгутай. Страха в глазах нойона не было. Узкие щелки на скуластом обветренном лице смотрели спокойно. Щеки горели нездоровым огнем. — Тьфу ты, дурень! — сплюнул Тимофей. — Исцелить он тебя хочет, а не добить! — Для чего ему меня врачевать? — искренне удивился Бельгутай. — Побратимом-анда я ему все равно не стану. Другом — тоже. И в союзники набиваться не буду. Степняк зло покосился на Угрима, поморщился: — Зачем мне друг, который берет принадлежащее моему хану? «Ну вот, опять двадцать пять, крысий потрох! — мысленно выругался Тимофей. — До чего упрям этот татарин!» — И зачем мне союзник, который не в силах удержать взятого? Палец Угрима коснулся оттаивающей раны. Вопль, который испустил Бельгутай, не был похож ни на что, слышанное Тимофеем раньше. И уж во всяком случае, на человеческий крик он походил меньше всего. Вопль заметался от стены к стене, забился под сводами, не находя выхода из подземного зала. Тимофей содрогнулся. Когда ТАК кричат воины, привыкшие к боевым ранам и не обращающие внимания на обычную боль, становится по-настоящему страшно. Бельгутай кричал, казалось, целую вечность. Угрим наконец убрал руку с ноги степняка. Крик оборвался. Обмякшее тело ханского посланца завалилось набок. Рана над коленом затянулась без следа. Сам Бельгутай лежал без чувств. — Скажи, княже, исцеление ран, нанесенных колдовством, всегда столь мучительно? — ошеломленно спросил Тимофей. — Нет, конечно, — пожал плечами Угрим. — Я мог бы все сделать, не причиняя татарину боли. — Тогда зачем?.. Князь-волхв скривился: — Не люблю, когда на меня так смотрят и когда обо мне так говорят. Тимофей недоуменно взглянул на Угрима. |