
Онлайн книга «"Прогрессоры" Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!»
— В чем же? — А в том, что Исаак Кац — твой приемный отец. Ты вообще что самое раннее помнишь? — Самое раннее?.. — Да. Ты себя, скажем, четырехлетнего помнишь? — Нет… — Вот видишь? Человек должен себя в четыре года помнить, а ты не помнишь. Значит, есть на то причины. А пятилетнего себя помнишь? — Пожалуй… Но не себя помню, а деда. Глядя на деда, я впервые захотел знать иностранные языки. — Как так? — Дед молился на древнееврейском… У него был полосатый талес… Это такой молитвенный платок… — Я знаю, что такое талес. — Так вот, на дедушке талес, и он говорит на непонятном никому языке… Мне было так интересно, что даже в животе сделалось холодно. Я потом деда спрашивал, он учил. — Но древнееврейского все-таки ты толком не знаешь? — Несколько десятков слов, понимаю молитвы. — Еще что помнишь? — Из пяти лет? Как собираем грибы… Дед палкой отодвигает траву, а я рву и складываю грибы в корзинку. — Крым помнишь? — Нет, Крым не помню… Разве море… Море немного я помню. Я там купался — потому, наверное, запомнил. — Помнишь, как сидел в море? — Ну да… Вокруг оно колыхается… поднимается — и сразу вниз… я его ладошкой мерить пытался… — А кто тебя ждал на берегу? — Не помню… Я помню только море. — А отца в Крыму — помнишь? — Отца не помню. — А не можешь ты помнить отца в Крыму, — веско сообщил ему «Васильев». — Хорошо, что не врешь. — Почему не могу? — А потому, — так же веско произнес в этом месте Васильев, — что с этим человеком, со своим будущим отцом, ты и познакомился в Крыму… Но вы сразу оттуда уехали. Вспомни, когда ты первый раз увидел отца. Это было в Севастополе. Петя напряг память… Что-то было в этой истории… Что-то важное, но очень страшное, очень… Такое страшное, такой жутью пахнувшее, что Петя даже благодарен был своему мозгу, не вспомнившему этого ужаса. Хотел вспомнить — но был рад, что забыл. Какой-то кошмар жил позади, и пусть бы он, как думал Петя, там бы навсегда и оставался. Петя помотал головой с жалкой улыбкой. Если Васильев и был разочарован — он очень умело это скрыл. — Знаешь, в чем преимущество органов? Есть такая английская поговорка: «Называть кошку кошкой». Не слыхал? — Не-ет… — А жаль, с этой поговоркой познакомиться тебе еще придется. Интеллигенция — она выдумывает и сама своих выдумок боится. Вроде пока о чем-то не скажешь — чего-то и не существует. Дикари вот боятся называть медведя: а то заговоришь про него, он и придет. А у нас бояться нельзя, у нас называют вещи своими именами. Например, что твой отец — вовсе и не отец. — А кто мой отец? — Пока ты знать этого не заслужил, — развел руками Васильев. — Дальше посмотрю на твое поведение, товарищ Кац. Вошел парень в форме НКВД, вскинул ладонь под козырек. — Вольно. Неси еду, парень, и шанцевый инструмент. — Извините?.. — Ну, чем копают в тарелках? Вилки, ложки… Тот же парень и еще один внесли подносы с едой, расставляли на столе судки, тарелки, от них сильно запахло по всей комнате. Петя невольно сглотнул слюну: время-то бежало к четырем пополудни. И это было не просто что-то, лишь бы что-нибудь перекусить, не обед из университетской столовой. Настоящий ресторанный обед с жирным наваристым борщом, толстым бифштексом в полтарелки, сыром, бужениной и оливками. Отдельно подали тарелку с фруктами. Петя первый раз в жизни видел такую сервировку. А парни расставили, будто все это обычное дело, откозыряли и пропали. — Ты водку пьешь? — Если немного. — А много я тебе и не дам. Сегодня нам еще работать и работать, Петр. Васильев ловко разлил водку по рюмкам. — Ну, за встречу и за то, что ты ко мне попал. Водка на голодный желудок сразу ударила в мозг. Стали ватными ноги, появился легкий звон в ушах. Все предметы, и Васильев тоже, как бы отодвинулись и в то же время стали более объемными, красочными, интересными. Петя расчувствовался: — Я еще за то хочу выпить, что вы мне верите. А вот Васильев не расчувствовался: — Ты больше сметаны в борщ клади, не экономь. Времени у нас мало, можно сказать, совсем нет. Так что ты лучше, пока кушаешь, расскажи мне, что ты знаешь про Шамбалу. Петя чуть не подавился коркой: — Про Шамбалу?! — А чего ты так вскинулся? Выполняй приказ, излагай. Не иначе, придала Пете храбрости водка… — Товарищ Васильев! А почему вы приказываете? Я зачислен в ваш отряд? Под острым взглядом быстрых смородиновых глазок Петя смешался, но все же закончил: — Я ведь просто не понимаю, что происходит. Может, вы мне объясните? Васильев задумчиво положил кусок буженины на хлеб. — Ч-черт… Вот судьбы мира решаю, а толком не знаю до сих пор, рукой или вилкой надо брать эту вот колбасу… А ты знаешь? Петя ошарашенно помотал головой. — А надо знать… Тебе узнать придется, если вернемся. Значит, так… Давай сейчас про Шамбалу, это главное. А потом я тебе объясню, кто ты, куда призван и почему. Договорились? Петя всмотрелся в глаза Васильева, пытаясь понять этого человека. Ничего он не увидел в этих глазах ни про Васильева, ни про себя, ни про свою с Васильевым судьбу. Темные, как черная смородина, глаза Васильева отражали ум, решительность и жестокость. Да, этот человек чем-то отличался от всех виденных Петей людей! Петя подумал, что лучше всегда быть на стороне человека с такими глазами. И что его вредно сердить. — Договорились… Первоначально Шамбала — это мифическая страна… что-то вроде страны блаженных. Где она находится, в древности указывали в разных местах. Чаще всего считают, что когда-то так называли страну мертвых — по представлениям первобытных народов, в Страну Мертвых можно прийти или приехать так же, как в любую другую страну. Потом появилось представление, что в Страну Мертвых так просто не ходят: чтобы туда попасть, нужно совершать сложные ритуалы, и находится она не на Земле. А о Шамбале продолжали рассказывать, как о стране, где живут великие мудрецы. В индусской «Махабхарате» рассказывается, что в Шамбале родится одно из воплощений бога Вишну… К удивлению Пети, Васильев слушал очень внимательно, даже начал медленней жевать. — Первые упоминания о Шамбале встречаются в тексте Калачакра-Тантры. Мистики на Востоке считают, что буддистский святой Атиша, или Адиша, принес Калачакру прямо из Шамбалы, в тысяча двадцать седьмом году. |