
Онлайн книга «"Прогрессоры" Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!»
У фасада Главного управления государственной безопасности НКВД СССР кипела жизнь. Висел знакомый плакат про «время уважай!». Все время кто-то входил и выходил, в форме и в штатском. Дежурный при входе показал, куда идти. Это вам была не милиция… Высокие потолки старинного здания, широкие коридоры с фотографиями на стенах, огромный портрет товарища Сталина, идеальная чистота, холеные крепкие люди. В коридоре, куда он свернул, стулья у стен — но нет ни одного человека. На стук коротко ответили: «Войдите!» В кабинете тоже висели фотографии, и не только фотографии Сталина, как везде; висели фотографии незнакомых Пете людей в военной форме. Хозяин подал руку, представился: — Майор государственной безопасности Чаниани. И коротко велел: — Садитесь. Рассказывайте. Петя присел на стул перед красивым большим столом с огромной пепельницей. Стол был завален бумагами. — Что рассказывать? — Все. С самого начала. — На меня вчера напали. — Это мы уже знаем. Кто напал? Петя рассказал историю, которую уже хорошо знает читатель. Хозяин внимательно слушал, попыхивая папиросой, временами делал записи — совсем короткие. Петя закончил рассказ тем, как участковый его проводил. Беседу с участковым у подъезда он, естественно, не передал. Повисло молчание. Чаниани наблюдал за Петей холодными черными глазами без всякого выражения. Странные были глаза — словно озера без дна. — Вы понимаете, почему остались живы? — спросил Чаниани — тоже без всякого выражения. Как граммофон произнес. — Они не успели… Там же был юбилей у милиционеров, и женщина заметила, как за мной кто-то торопливо вошел в арку. — Да, и поэтому тоже. Но главное — когда убили бандита, держащего фонарик, второй сразу остался в темноте. Он стал стрелять в милицию, но и тогда пулял вслепую. Это называется «по направлению»… Вы же охотились? — Да. Стрелял рябчиков. — Тогда должны понимать, что при пулевой стрельбе по направлению стрелять неэффективно. И тем не менее оставшийся в живых бандит сразу ранил двух человек, — неплохая подготовка, я бы сказал. А вот почему он больше не стрелял, как вы думаете? — Я же не знаю, кто стрелял… Вся подворотня гудела. — Стреляли милиционеры. Поразительно неэффективно стреляли — ни одного попадания. — Они же убили одного! — С нескольких шагов, да еще в держащего сильный фонарь! — презрительно фыркнул Чаниани. — Причем в голову! Я считаю это случайным попаданием! Потому что после этого они стреляли больше десяти раз, и без малейшего результата! А «результат» единственного попадания у них безобразный, потому что допросить покойника, как вы понимаете, нет ни малейшей возможности. По ногам надо было стрелять! Чаниани говорил все раздраженней. Он встал и прошелся по кабинету, нервно курил. — Но это мелочи… — Чаниани остановился, ткнул рдеющей папиросой в сторону Пети. — Вы мне другое объясните. Объясните мне, чем вы так заинтересовали немецкую разведку?! Нельзя сказать, что Петя так уж совсем не догадывался, кто его чуть не прикончил. И все же боялся додумывать… слишком страшно было подумать то, что говорил Чаниани, и сердце его совсем упало. — Почему сразу «разведку»? — Петя сам чувствовал, каким противным просительным голосом заговорил. Чаниани остановился, неподвижно за ним наблюдая. — Может, им и правда мой паспорт был нужен?! — Паспорт?! — Чаниани фыркнул, как разъяренный буйвол. — Вы просто повторяете слова какого-то осла из ментовки. Настоящий бандит закажет паспорт любому щипачу, и он вам через сутки притащит паспорт — целенький, чистенький и без всяких мокрых дел позади. — Щипач — это такой карманник? — Карманник и есть. Вы дадите карманнику двести рублей, и мелкий воришка будет счастлив. Зачем убивать кого-то за паспорт? Это глупо. А почему убегавший больше не стрелял? Не думали? — Я и не знал, что он не стрелял… — Так знайте. А не стрелял он потому, что сразу оторвался, ему больше не нужно было палить. Очень хладнокровный человек. Если такие вас пытались убить — значит, за дело. Рассказывайте. — Да не знаю я их! Правда — не знаю!! — Вы врете. Пете пришел в голову как будто надежнейший ход: — Если расскажу, что знаю, тогда и совру. А я не хочу вам врать, вот и говорю правду: не знаю. — Именно этих можете и не знать. А кого знаете из германской разведки? — Почему разведки?! Ну почему не бандиты?! Петя даже руки прижал к груди для убедительности. — Почему именно разведка? Потому, что вы еще не видели своего убийцы. Вы много видели бандитов, у которых на левом плече вытатуирована буква «В»? И это вовсе не русская «вэ»! Это латинская «бэ», группа крови. Вы много видели бандитов с такими татуировками? — Я вообще бандитов не видел… Петя понимал: да, если такая татуировка, то занялась им именно разведка. А Чаниани дожимал: — Что бандитов не видели… верно, вы везде характеризуетесь положительно. Не были, не участвовали, не знакомы… Так ведь вот такие всякой разведке и нужны — чистенькие, ни в чем не замаранные. Сердце у Пети скатилось вниз. Даже его «незамаранность» — это для «органов» признак едва ли не вины. — Посидите, подумайте. С полчаса Петя сидел, тупо глядя в пространство. Смотрел на фотографии… На портрет Сталина… Чаниани что-то читал, бешено фыркал, писал. Яростно отбросил перо ручки, вставил другое железное перо, сунул в чернильницу… — Не надумали все рассказать? — Я все рассказал. Правда, все… Петя был сам себе противен, так просительно опять прозвучал голос. — Ладно… Выпишу вам пропуск. Но сильно подозреваю — скоро вы сами ко мне попроситесь. Чаниани замолчал, с улыбкой наблюдая за Петей. Он явно ждал вопроса, и Петя спросил: — Почему? — А потому, что никуда вы не денетесь — придется выбирать между двумя разведками. Если вы не разоружитесь перед органами, вас непременно убьют немцы. Вас поймали… вливали в вас водку — чтобы убийство сошло за результат пьяной разборки. Но убить вас можно и без этого… Чаниани достал из ящика стола памятный Пете нож, держал его между пальцами двух рук, показывая Пете длину и форму оружия… — Вот такой нож воткнуть вам в бок можно и в ста метрах от дверей НКВД. Не страшно сейчас выходить? Поразительно, но Чаниани говорил то же самое, что и участковый! Отпустив эту парфянскую стрелу, он даже заулыбался — на этот раз вполне по-человечески. Стоит ли говорить, что Петя покидал здание «органов» в неком смятении чувств? Он сам уже понимал — ведь достанут. Но и этим «сдаваться»… Не с чем ведь! Они хотят признаний в том, что Петя и не думал совершать. Может, и правда уехать? Залечь там, где никто не достанет — ни германцы, ни госбезопасность, ни милиция?! Мелькнула в сознании сцена — сельская дорога… почерневшие от дождей избы… Гладь пруда морщит легким ветерком… Да, но и там есть участковый… Разве что дать денег щипачу, сделать «ксиву», поменяв имя и место рождения… Пускай ищут! А он с полгодика поработает в сельской школе… |