Онлайн книга «Ад закрыт. Все ушли на фронт»
|
– Что вы! Парижские катакомбы – это тысячи выходов и входов, в самых невероятных местах. У нас есть люди, умеющие ходить по катакомбам, но всего о катакомбах не знает никто. Совсем никто. Вы даже не представляете, какие жуткие истории рассказывают об этих местах и сколько людей ушло в подземелья, чтобы никогда не вернуться. Если Гильом выберется оттуда – буду счастлив. – Значит, ушел… – Ушел, к сожалению, ушел, но город наш! Сейчас мы поедем, навестим кое-кого… – Тех, кто караулит профессора Д`Антркасто? – А кого же еще?! Когда друзья еще только входили в Версаль, в этот же самый момент незнакомый человек в штатском, но с выправкой офицера, стоял перед главой военной разведки. Он уверял, что у него есть срочное сообщение исключительной важности, он был обыскан и допущен. Остались вдвоем. Пожилой офицер обратился к генералу, и первое его слово было неожиданным: – Континент. – Остров Корсика, – автоматически отозвался тот и оглянулся… Хотя они были одни. Посланец Селье разулыбался. – Де ла Рокк говорил, вам можно верить… вы наш… – Если вы патриот, вы в любом случае должны верить своей разведке. – В нашей разведке тоже есть уши Приората… Вот список людей Приората в армии. Генерал взял бумагу, начал читать; буквы сами собой плясали, расплывались перед глазами. Рука у него вдруг задрожала так, что он испугался выронить документ, и он положил его на стол. Руки дрожали; принесший бумагу смотрел на генерала так, словно дал вкусную конфету ребенку. – Позвольте быть свободным? – Нет… Ваше имя! Имена добывших этот… этого… эту драгоценность? – Зачем? – Вы будете представлены к высшим наградам республики. Ваш подвиг должен быть вознагражден! – Пустое. Мое имя – патриот. Разрешите быть свободным? У нас каждый ствол на счету. Генерал гулко сглотнул. Улыбнувшись, пришедший отдал честь, четко повернулся и вышел. Оставшись один, генерал опять взял документ. Руки опять задрожали. Генерал ударил по краю стола ребром ладони… еще раз. Невольно поморщившись, он снова поднес к глазам бумагу. Когда генерал еще держал в руках драгоценный документ, а Петя и Селье входили в кабинет де ла Мота, несколько людей средних лет открыли отмычками дверь квартиры в дорогом «буржуазном» районе. Стоя в прихожей, прислушались: кто-то постанывал, сопел. В комнате с тяжелыми шторами, среди вычурной, заставленной бронзовыми безделушками мебели, дымились свечи китайских благовоний. Плыл дымок, распространял тяжелый, душный запах, и в этом запахе, на фоне шкапов с книгами и картин, великий Магистр Приората Сиона, Жан Кокто, стонал, пристроившись позади своего любовника, другого Жана – Моле. – Неужели нельзя подождать! Я же просил не беспокоить! Великий магистр вскочил, расставил руки… Он вскочил возмущенный: неужто ситуация такова, что нельзя дать ему еще несколько минут привычной жизни?! Но к чести его, он мгновенно все понял, этот голый, как Адам, человек с потасканным важным лицом, с еще напряженным, влажно поблескивавшим членом. Что-то дрогнуло в лице, он отступил… Не давая Кокто скрыться, офицеры дружно разрядили пистолеты. В тесной комнате громыхнуло очень сильно. – Ах! – Стоя на коленях, Жан Моле прижимал руки ко рту. – Не тряситесь, мадам, – отнесся к нему офицер. – Вас не тронут. Он подошел вплотную к лежащему навзничь. Кокто сделал судорожное движение, и офицер выстрелил в голову. Какое-то время он смотрел на расколотый лоб, отвисшую челюсть – проверял. – Пошли, ребята! Грохоча сапогами, люди шумно вышли – тихариться сделалось не надо. В комнате тревожный аромат смешивался с запахом пороха, смрадом фекалий. Течение воздуха из приоткрытой двери клонило дымки благовоний, шелестело страницами, но не было в силах развеять тяжелого воздуха. Как верно сказал почтенный Артур Конан-Дойль, каким бы чудовищем ни был человек, обязательно найдется женщина, которая его оплачет. Мать-воровка не оплакала Жана Кокто, но над трупом Великого магистра судорожно рыдал его любовник. И правда: «по мощам и елей». Пока Жан Моле причитал и рыдал, один из членов Национального собрания стоял перед людьми в военной форме. – Признаете ли вы маршала Петена Президентом республики? – Еще нет, – улыбнулся депутат. – Нам еще предстоит его провозгласить Президентом. – У вас будет такая возможность. – Нельзя пренебрегать установленными формальностями, – убежденно сказал депутат. Его собеседник пожал плечами. Другой депутат в это же время кричал другим людям и тоже в форме, что не подчиняется узурпатору, правому тупому генералу, реакционеру и преступнику. – Вам придется отдохнуть, – сообщили ему. – Это незаконно! – Предавать родину тоже незаконно. Третьего депутата волокли, заломив руки. Волокли военные, руководил господин в штатском. – Я требую! – кричал депутат. – Я требую! – Вы ничего уже не можете требовать. – Я требую адвоката! Я ни слова не скажу без адвоката! – Адвоката вам нужно – тоже члена Приората? – деловито уточнил офицер разведки, что в штатском. Челюсть у депутата отвисла, в глазах плеснул ужас; члены негодяя, помимо его воли, расслабились; это облегчило работу деловито тащившим его на расстрел. Великий Навигатор бежал куда-то по неведомым никому угольно-черным ходам, Жан Моле рыдал над покойным Жаком Кокто, депутаты Национального собрания принимали свою, такую разную судьбу, когда на площади Бастилии грянули ружейные залпы. Пальба раздавалась и раньше, вспыхивала в проулках и узостях парижских улиц – везде, где полиция не давала себя разоружить, и особенно там, где население приходило на помощь полиции. Но тут начались дела серьезнее: начались бои многочисленных, агрессивных отрядов красных с регулярной армией. С самого начала красные отряды не занимали всего Парижа. Предполагалось, что они накопятся к северу от улицы Сент-Антуан, тремя колоннами двинутся к центру, а потом уже захватят «буржуазные» Восток и Юг. Двигаясь к центру, красные же «мобилизовали» всех молодых мужчин, которых они нашли в городе и кому не хватило ума сразу же убежать. Даже на традиционно пролетарском «западе» и «севере» Парижа далеко не все вдохновились криками, красными тряпками и завываниями лозунгов. Но если красный отряд прихватывал парней – деваться им было уже некуда. Таких «новобранцев поневоле» видно было издалека – по неуверенным движениям, загнанному выражению на лице. Не войди в город армия – Париж полностью оказался бы во власти дичающих от собственной безнаказанности, налитых самогоном банд. Повторился бы страшный и гнусный опыт «парижской коммуны» – расстрелы заложников, пытки, поджоги, убийства детей, попытки стереть с лица Земли город. Не один Париж – вся республика оказалась бы ввергнута в хаос. Соседи оставят ее истекать кровью? Повторится кошмар Гражданской войны в Испании, революция плеснет кипятком по всей Европе. Вторгнутся соседи, начнут помогать каждый своей стороне? Начнется серия войн, чреватых Второй мировой. |