Книга Никогда не отступай, страница 26 – Уильям Форстен

«Так что же все-таки делать?» — мучительно размышлял Эндрю. В первую очередь, понятно, надо защищать Форт-Хэнкок, где у них всего один полк гарнизонных войск с винтовками старого образца и одна артиллерийская батарея. «Отправлю пока Винсента, — решил он, — а там посмотрим».

— Первый состав должен отправиться не позже чем через час. Винсент, я рассчитываю на тебя.

У молодого человека был очень довольный вид. Он опять получил возможность заняться любимым делом — командовать боем. Отсалютовав Эндрю, он поспешил прочь, прихватив с собой ожидавших его на почтительном расстоянии офицеров своего штаба.

— «Питерсберг» может сражаться? — спросил Эндрю Буллфинча, который все еще стоял рядом, удрученно потупившись.

— Мы потеряли половину экипажа, сэр. А что до самого судна, то требуется не только залатать дыры, но и нарастить броню, не меньше трех дюймов. А дополнительный вес… — Он безнадежно махнул рукой. — Нет, сэр, «Питерсберг» не вояка.

— Тогда снимите с него пушки. Они нам понадобятся. Надо будет снять и броню, если успеем. И подготовьте судно к затоплению.

Буллфинч, вытаращив глаза, онемел.

— Я посылаю вас в Рим, мистер Буллфинч.

— …В Рим, сэр? Но ведь бой предстоит здесь… Или… Я разжалован?

Эндрю рассмеялся, желая показать, насколько нелепо это предположение. Правда, смех у него получился несколько принужденным.

— Линкольн как-то сказал, что если бы он увольнял генералов, проигравших битву, то очень скоро остался бы без единого военачальника. Мне кажется, хотя я не вполне уверен, что через пару дней вы будете нужнее именно там. Отправляйтесь первым же поездом в Джанкшн-Сити и прихватите своих помощников. Если на город нападут бантаги, уезжайте в Рим.

— Сэр, если вы хотите разжаловать меня, то лучше скажите об этом прямо.

Эндрю, поднявшись, улыбнулся:

— Сынок, о человеке надо судить не по количеству его побед, а по тому, как он переносит поражение. Война только начинается. Поезд ждет тебя. Распоряжения о дальнейших действиях я передам позже.

— Но, сэр… — Буллфинч хотел взглянуть Эндрю прямо в глаза, но это было выше его сил.

— Ты сделал все, что мог. Надо готовиться к тому, что нас ждет впереди. Забирай своих офицеров и отправляйся.

Буллфинч наконец поднял голову:

— Благодарю вас, сэр. Поверьте, я не подведу.

Отдав честь, он удалился вслед за Готорном. Эндрю снова уселся на ящик, рассматривая корабль.

— Итак, мы опять ввязываемся в драку? — К нему приблизился Эмил, готовый тут же отойти, если Эндрю не до разговоров. — Насколько это серьезно?

Эндрю поежился:

— Боюсь, будет похуже, чем на Потомаке, Эмил.

Вздохнув, Эмил сел на ящик напротив друга.

— Мне чертовски жаль ребят с этого судна. Никогда не мог понять, что заставляет человека идти в морской флот. По-моему, это сущее безумие. Сэмюэл Джонсон был прав.

— В чем прав? — рассеянно спросил Эндрю.

— Он как-то сказал, что корабль — это та же тюрьма, только она вдобавок может затонуть. Кое у кого из этих парней просто ужасные раны. — Он сокрушенно покачал головой. — Проклятая война…

Эндрю ничего не ответил, все с той же угрюмой сосредоточенностью разглядывая судно, как будто оно символизировало крушение всех его планов и надежд.

— Эндрю, в госпиталь только что поступили тысяча двести раненых с восточного фронта. Что с ними делать? Отправить в тыл?

Тут Эндрю осознал, что перед ним стоит еще одна проблема: как быть с ранеными в случае, если бантаги перережут железнодорожные пути? Ведь двести носилок, к примеру, займут столько же места, сколько два боеспособных полка. А если они действительно попадут в окружение?..

— Пока могу выделить тебе только один состав для тяжелораненых. В первую очередь необходимо переправить на позиции Пятый корпус. Как только появится возможность, я дам тебе еще два поезда, — если бантаги нанесут удар там, где я предполагаю.

— Ну что ж, вернусь в госпиталь.

— Хорошо. Я буду держать тебя в курсе событий, Эмил.

— Эндрю… — Доктор поднялся и посмотрел другу прямо в глаза. — Ты пока ничего не проиграл. — Засунув руки в карманы, он удалился.

«Ничего не проиграл»… Все, что Эндрю чувствовал сейчас, — абсолютную внутреннюю пустоту. Он спрашивал себя, не достиг ли он предела своих возможностей. Этот кошмар длится уже десять долгих лет, и конца ему не видно.

И опять ему вспомнился Мэн — другое время, другой мир, полный покоя, позволяющий забыть об окружающем. Когда-то под его командованием была всего одна рота, потом полк, который разросся до корпуса, армии, а теперь и нескольких армий. И всегда повторялось одно и то же: правильное решение приводило к победе, но плодами победы были не только радость, но и перепаханная снарядами земля, мертвые глаза солдат, смотрящие в небо.

Джонни. Сколько лет было бы теперь его маленькому брату, оставшемуся там, под Геттисбергом? Столько же, сколько Готорну и Буллфинчу? Нет, на год больше. О господи! Даже подумать страшно, что погибший мальчик, останься он жив, мог превратиться в смертоносную машину, как Готорн, или оказаться на месте потрясенного, растерянного адмирала, который не мог даже помыслить о поражении и был вынужден испить его горечь полной чашей.

С «Питерсберга» опять стали выгружать носилки, но теперь их медленно везли на другой конец города, где на кладбище уже покоились сотни погибших в эту кампанию. Похоронное дело было организовано в армии хорошо, и свежевырытые могилы уже ждали очередное пополнение.

«Вот цена победы, — думал Эндрю. — Интересно, сколько человек простились с жизнью за время моего командования? Сто тысяч? Нет, пожалуй, сотни две наберется. И число их возрастает с каждым днем, а на карту поставлены жизни еще двухсот тысяч».

Ему вспомнились истории, которые рассказывали о Шермане и Гранте. О том, как Шерман, осознав однажды, сколько жертв потребуется для победы, не смог этого перенести и, сбежав из армии, заперся на долгие месяцы у себя дома, пока его не заставили вернуться в строй. А Мясник Грант, который не моргнув глазом угробил уйму людей в мясорубке под Колд-Харбором, после этого не переносил вида крови и даже не мог съесть кусок мяса, если он был плохо прожарен.

Эндрю чувствовал, что люди наблюдают, как он сидит в одиночестве на краю причала, задумчиво глядя на корабль. «Что ты должен продемонстрировать им на этот раз? — спросил он себя. — Конечно, уверенность. Нужно, чтобы они видели, что ты ничего не боишься, что ты не сомневаешься в победе». Когда-то он мастерски умел производить подобное впечатление. При обороне Мейрских высот он расхаживал взад и вперед под огнем мятежников, поворачиваясь к ним спиной и подбадривая окружающих, а сам все время с ужасом ожидал, что вражеская пуля вонзится ему между лопаток. То же самое было под Геттисбергом, где ему пришлось взять на себя командование полком после гибели полковника Эстеса. И под Испанией, когда, казалось, все было кончено и он вместе со своими людьми ждал на линии огня последней решительной атаки мерков.