
Онлайн книга «Слипперы»
– Садитесь в кресло. Я поставлю цветы в вазу и присоединюсь, – предложила Заречная. Она вышла. Я сел в указанное кресло. Над диваном, в очень простой светлой раме, висела картина. Я пригляделся. Свет падал не очень удачно, поэтому на первый взгляд картина не производила особого впечатления. Я различил горы, долину… Каких-то людей. И вдруг понял, что место это мне знакомо. Это было именно то место, в котором я дважды оказывался в своих снах. – Вы подойдите поближе, если заинтересовались, – посоветовала Заречная с порога. Она стояла с вазой в руках. И в вазе были мои цветы. Я последовал ее совету, встал и подошел ближе. Эффект был тот же. Смазанный. Но когда я немного сместился в сторону, картина вдруг ожила. Краски заиграли, и долина как будто пришла в движение. – Ничего себе, – пробормотал я. – Правда ведь? Она как будто живет своей жизнью. А если вы немного так постоите и посмотрите на нее не отрывая глаз, вам покажется, что вы в нее входите. Заречная поставила вазу на журнальный стол и поправила цветы. Потом уселась в другое кресло. Я отошел от картины. Эффект сразу же пропал. Я вытащил пачку сигарет. Потом сообразил, что, видимо, она не курит, да и дым мог подействовать на картину. Я спрятал пачку обратно. – Да вы курите. Я и сама иногда балуюсь, – заметив мою неуверенность, разрешила Заречная. – А для картины это ничего? – заколебался я. – А на картину ничего не действует. Меня несколько раз заливали сверху. Но стена становилась сырой почти везде, а под картиной – такая же сухая. Как всегда. Я не знаю, как это объяснить, но поверьте, так и есть… Вообще в жизни очень много чего необъяснимого… Да вы и сами, наверно, об этом догадываетесь, Максим… Я молча согласился с этим. Прикурил сигарету. Сел обратно в предложенное кресло и вытащил из кармана диктофон. Но пока не стал его включать. – Откуда у вас эта картина? – поинтересовался я. – Ну, сколько я себя помню, она всегда тут была. Это мой родительский дом. – И эта картина принадлежала вашим родителям? – Да. – А как она к ним попала? – Понятия не имею. – И кто художник, вы тоже не знаете, верно? – Ваша правда. Не знаю. Но всегда, когда я смотрю на нее, мне кажется, что эта долина меня манит, втаскивает в себя. Я даже показывала ее специалистам, думала, все срисовано с натуры. Хотела узнать, что это за место, и поехать туда. Но никто не опознал. Она как живая, правда? Когда смотришь на эти горы и эту долину, они как будто все вокруг заполняют. – Да, в ней определенно что-то такое есть, – пробормотал я. Не знаю почему, но мне не хотелось говорить Заречной, что я был в этой долине. – Угостите меня сигаретой, – попросила она. Я протянул ей пачку. Она аккуратно, не притрагиваясь к другим сигаретам, вытащила ту, что с краю. У меня это вызвало симпатию. Терпеть не могу, когда лапают все сигареты сразу. Я чиркнул зажигалкой, Заречная прикурила. С удовольствием вдохнула дым. Я снова взглянул на картину. Сбоку она все-таки теряла свое обаяние. – А сзади нее ничего не написано? – полюбопытствовал я. – Нет. Ничего. Ни даты, ни инициалов. Ладно, Максим. Может быть, приступим к интервью? Ее вопрос вернул меня к реальности. Я вспомнил, зачем тут нахожусь, вспомнил, что мне давно пора приступить к сканированию. И включил диктофон. Задавая весь набор довольно шаблонных вопросов о начале карьеры, о фильмах, в частности последнем фильме, режиссерах, актерской судьбе, современном положении кинематографа, новых предложениях, вкусах, хобби и напоследок о личной жизни, кстати, как оказалось, она была в разводе и не очень жалела об этом, я одновременно осторожно прощупывал ее поле. И пришел к твердому убеждению, что она не только знает о «Человеке дня восьмого», но и причастна к деятельности этой организации. Конечно, это было не так явно. В конце концов, я считывал не главы книги, не газетную статью – одним словом, не готовый текст, а поле человека. И там нельзя было прочесть что-то очень конкретное. Это были ее мысли и чувства, которые я улавливал на эмоциональном, образном уровне. Но то, что я улавливал, говорило – она знает. Она в курсе. Она – это они. Когда мы закончили с интервью, я выключил диктофон и сунул его в карман. Потом закурил новую сигарету. – Вы обещали рассказать о своей брошке, Катя, – напомнил я. – Точнее, о знаке, в форме которого эта брошь сделана. Помните? Заречная как-то странно взглянула на меня: – А зачем вам это, Максим? – Просто интересно, – улыбнулся я. – Просто интересно, и все? Я насторожился. В ее вопросе был явный подтекст. – Просто интересно, и все, – заверил я. – Хотите чаю с вареньем? – неожиданно предложила она. Я хотел было отказаться, но потом решил, что чаепитие с вареньем создаст некий интим и она легче разговорится. – Хочу, – кивнул я. – Если не трудно. – Не трудно. Вы же сделали со мной интервью, потратили время, хотя я и не такая известная актриса… Она вышла на кухню, а я снова подошел к картине. Она меня притягивала. Я встал так, чтобы она раскрылась, как в первый раз, и углубился в ее созерцание. Я ни секунды не сомневался в том, что именно эту долину и видел в своих снах. И именно в таком ракурсе. И краски были те же, и люди так же шагали по центру долины куда-то в сторону гор, и человек с ноутбуком сидел там же, где он был прорисован на картине. Я повернулся, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу, и в этот момент вошла Заречная с подносом и дымившимися чашками. Она поставила их на журнальный стол. – Клубничное. Сама варила, – гордо сказала она, выставив на стол чашки с чаем, блюдца и вазочку с вареньем. Я вернулся в кресло, положил себе ложку варенья, надкусил ягоду и отпил ароматного чая. Все было вкусным. И варенье, и чай. Она села на диван напротив меня, отпила свой чай, сжав чашку ладонями. Лицо у нее стало задумчивым. – Этот знак обозначает человека новой эры. Эры Водолея, – вдруг проговорила она. – Эра Рыб заканчивается. Она длилась две тысячи лет, но скоро закончится. Наступает время, когда человеческие способности раскроются полнее. И связь человека с космосом – тоже. Уже сейчас, если вы заметили, Максим, появляются дети с уникальными способностями. И чем дальше, тем больше их будет. Она проговорила все это очень убежденно, тоном, не допускающим возражений. – Честно говоря, я не очень понял. Насчет знака… – Правда? Мне показалось, я выразилась понятно. Знак, о котором вы спрашиваете, носят люди, которые верят в это и хотят приблизить новую эру. – И вы принадлежите к их числу? – уточнил я. |