
Онлайн книга «Обреченные на победу»
![]() — Каких это, например? — Ну, — протянул я и лениво провел ладонями по ее грудям, слегка нажимая на соски, — в частности, у котов есть особые шипы на члене. — Брось! — недоверчиво воскликнула Джесси. — Нет, это чистая правда, — отозвался я. — Эти шипы стимулируют овуляцию у кошки. Попробуй-ка найди их у меня. Даже и не пытайся — никаких шипов там нет. Я думаю, если бы они там были, ты это заметила бы. — Это ничего не доказывает. — С этими словами верхняя часть ее туловища подалась вперед, нижняя назад, и, совершив почти неуловимое взглядом движение, она уже снова лежала на мне плашмя. — Может быть, — сказала она, сладострастно усмехнувшись, — мы просто недостаточно старались, чтобы заставить их вылезти наружу? — Я чувствую в твоих словах вызов! — воскликнул я. — Я тоже кое-что чувствую, — ответила она, сделав медленное вращательное движение тазом. — О чем ты думаешь? — спросила Джесси меня, когда все в очередной раз кончилось. — Я думаю о Кэти, — честно ответил я, — и о том, как часто мы с ней лежали точно так же, как сейчас с тобой. — Ты имеешь в виду: на ковре? — улыбнулась Джесси. Я ласково постучал ее по голове кончиками пальцев. — Я не об этом. Мы с ней лежали рядом после сексуальной близости, о чем-то говорили и радовались обществу друг друга. Как раз в такой момент мы в первый раз заговорили о вербовке. — А почему ты так решил? — полюбопытствовала Джесси. — Не я, а Кэти. Это случилось на моем шестидесятом дне рождения. Меня страшно угнетало ощущение наступающей старости. И она предложила подписать контракт, когда подойдет время. Я очень удивился. Мы с ней всегда были против войны. Знаешь, мы выступали против Субконтинентальной войны, даже когда такие настроения были совсем непопулярны. — Многие думали так же, — сказала Джесси. — Да, но мы по-настоящему протестовали. И даже стали предметом множества шуток в нашем городе. — Ну и как же она объяснила свое намерение вступить в Колониальную армию? — Сказала, что она не против войны или военных вообще, а лишь против этой войны и наших военных. Сказала, что у людей есть право на самозащиту и что, вероятно, вселенная встретила нас очень недружелюбно. И еще: что, когда подойдет время отставки, мы будем достаточно молоды. — Но вы же не могли завербоваться вместе, если, конечно, вы не ровесники. — Она была на год моложе меня, — ответил я. — И я говорил ей об этом. Сказал, что если вступлю в армию, то буду признан официально мертвым, мы с ней больше не будем мужем и женой, и кто знает, увидимся мы когда-нибудь или нет. — А она что говорила? — Что это всего-навсего мелкие технические сложности. Что она снова найдет меня и заставит пойти к алтарю, как заставила уже один раз. И, знаешь, она сделала бы это. В таких делах она могла проявлять удивительную энергию. Джесси приподнялась на локте и посмотрела на меня. — Мне очень жаль, Джон, что ее нет здесь с тобой. — Все в порядке, — ответил я. — Я просто время от времени скучаю по моей жене, только и всего. — Я понимаю. Я тоже иногда скучаю по своему мужу. Моему удивлению не было предела: — Если я не ошибаюсь, ты говорила, что он бросил тебя ради молодой женщины, а потом отравился какой-то рыбной дрянью. — Все так. И то, что ему пришлось выблевать свои кишки, тоже было совершенно заслуженно, — сказала Джесси. — Мне не хватает не мужчины, а ощущения, что я имею мужа. Хорошо иметь кого-то, с кем тебе судьбой — доброй ли, злой ли — предписано быть вместе. Хорошо быть замужем. — Хорошо быть женатым, — согласился я. Джесси повернулась на бок, прижалась ко мне всем телом и положила руку на мою грудь. — Конечно, это тоже хорошо. С тех пор как я делала такое, прошло немало времени. — Лежа на полу? Теперь уже она постучала пальцем меня по голове. — Нет. Ну ладно, пусть будет «да». Но если точнее — лежать бок о бок после секса. Или, если еще точнее, вообще заниматься сексом. Тебе, конечно, совершенно не интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я им занималась в последний раз. — Еще как интересно. — Врешь, ублюдок. Восемь лет. — Неудивительно, что ты завалила меня на пол, как только увидела. Я не смог удержаться и не съязвить. — Ты заслужил это право. Так уж получилось, что ты занял очень удобную позицию. — Позиция — это самое главное, мать постоянно говорила мне об этом. — У тебя была странная мать, — сказала Джесси. — Эй, Сука, который час? — Что?! — изумился я. — Я говорю с голосом, который звучит в моей голове, — пояснила она. — Хорошее имя ты ему придумала. — А как ты назвал свой? — Задница. Джесси кивнула. — Тоже звучит неплохо. Ладно, Сука говорит мне, что сейчас четыре часа дня с небольшим. У нас остается еще два часа до обеда. Соображаешь, что это означает? — Не знаю, не знаю. Хотя мне кажется, что четыре раза — предел для меня, даже такого молодого и суперусовершенствованного. — Не волнуйся так сильно. Это означает, что у нас с тобой есть время немножко вздремнуть. — Взять одеяло? — Не прикидывайся дурачком. То, что я занималась сексом на ковре, вовсе не значит, что я хочу спать на нем. У тебя есть свободная койка, воспользуюсь ею. — Ты хочешь сказать, что мне придется вздремнуть в одиночку? — Напомни мне составить тебе компанию, когда я проснусь. Я напомнил. Она с готовностью составила мне компанию. — Черт побери! — воскликнул Томас, подойдя к столу с подносом, настолько загруженным едой, что мне было удивительно, каким образом он все это тащит. — По-моему, мы все стали чересчур красивыми? Это была совершенная правда. Все «Старые пердуны» выглядели на удивление хорошо. Если бы Томас, Гарри и Алан захотели пойти в фотомодели, агентства устроили бы за них хорошую драку. Из нас четверых я определенно мог бы считаться гадким утенком, но и я… был красавцем. Что касается женщин, то Джесси имела ошеломляющую внешность, Сьюзен выглядела еще лучше, а Мэгги так вообще превратилась в настоящую богиню. Она сделалась так прекрасна, что глаза с трудом это выносили. Вообще-то мне было больно смотреть на всех нас. Это была хорошая щемящая боль, порожденная благоговением или чем-то в этом роде. Все мы несколько минут сидели молча, разглядывая друг друга. И не только мы. Окинув взглядом огромный зал, я не увидел ни одного некрасивого человека. Это было изумительно и почему-то вызывало тревогу. |