
Онлайн книга «Особый отдел»
– А вы, значит, стоите на своём, – с расстановкой произнёс Цимбаларь. – Я за правду стою. – Суконко попытался пересадить внука в манеж, но тот сопротивлялся, словно детёныш бабуина, которого хотят отнять от груди. – Вот дочка меня вместо няньки приспособила… – сообщил он извиняющимся тоном. – Традиция такая есть, инвалидами все дырки затыкать. – Это верно, – согласился Цимбаларь, почему-то вспомнив Гобашвили. – Пренебрегают у нас инвалидами. – Хотя ребёночек очень хороший, ласковый, – Суконко говорил так, словно в чём-то оправдывался. – Мы с ним дружим… Это он потому такой резвый, что зубки режутся. – А звать его как? – поинтересовался Цимбаларь, у которого от злобных воплей ребёнка уже заложило уши. – Лаврик, – застенчиво улыбнулся Суконко. – Это в чью же честь? – В честь генерала Корнилова. Мы ведь из белых казаков происходим. Вас это не шокирует? – Отнюдь. У меня прадед во врангелевской контрразведке служил, – соврал Цимбаларь, даже отца своего помнивший смутно. – Значит, по стопам предков пошли, – заметил Суконко. – Похвально… А вы не смогли бы подержать Лаврика за ножки? Не бойтесь, он не лягается. – С превеликим удовольствием, – согласился Цимбаларь и спустя секунду получил прямо в нос маленькой, но твёрдой пяткой. Тем не менее совместные усилия взрослых увенчались успехом и Лаврик был водворён в манеж, который немедленно заходил ходуном, словно корзина воздушного шара, попавшего в зону урагана. – Большое будущее у вашего Лаврика, – сказал Цимбаларь, отирая с лица пот, мелкий и холодный, как у новопреставленного покойника. – Если генерала Корнилова и не превзойдет, то уж вторым атаманом Шкуро обязательно станет. – Нет, мы люди мирные. – Мельком глянув на гостя, Суконко предложил: – Винца домашнего не желаете? – Спасибо. – Цимбаларь сглотнул слюну, тягучую и горькую, словно содержимое яйца-болтуна. – На службе не употребляю. – Ну тогда ушицы холодненькой! И я заодно с вами похлебаю, пока Лаврик играется. – Ну разве что… – согласился Цимбаларь, заранее наслышанный о местном гостеприимстве. – А то ведь потом никто не поверит, что был в Ростове и ухи не отведал. Провожаемые душераздирающими криками ребёнка, они перешли на кухню, где Суконко быстро и сноровисто накрыл на стол – появилась и знаменитая стерляжья уха, и копчёный окорок, и домашнее вино в трёхлитровой бутыли, и даже чёрная икра собственного посола. Глядя на хозяина, можно было подумать, что вторая рука для человека – излишняя роскошь, вроде аппендикса или хвостовых позвонков. После того как ложка гостя заскребла по обнажившемуся дну миски, Суконко поинтересовался: – Мне самому рассказывать или вы вопросы будете задавать? – Сначала сами расскажите, а потом и вопросы будут, – сказал Цимбаларь, понемногу начиная оживать. – Мне бы ещё половничек… – Да хоть ведро! Только вы уху вином запивайте. Без вина у неё аромат совсем не тот. – И верно, – согласился Цимбаларь, залпом выцедив поллитра холодного слабенького вина. – Сразу и не догадаешься… Ну вы рассказывайте, рассказывайте… – Было это, значит, так. – Суконко внимательно прислушался к шуму, доносившемуся из гостиной. – Я тогда на консервном комбинате слесарем работал. Во вторую смену. В половине первого вышел из проходной и почесал домой. – Почему общественным транспортом не воспользовались? – Да мне всего двадцать минут ходу было. А автобус иногда и по часу приходится ждать. И вот, не доходя примерно полукилометра до родного крыльца, это всё и случилось. – Что случилось? – Рука оторвалась. – Сама? – Упаси боже! Помог кто-то. – Какие-либо предположения имеются? – Абсолютно никаких. Ночь ясная, всё вокруг видно как на ладони. Ни одной живой души поблизости. Только впереди старичок этот знай себе ковыляет. – Какой старичок? – Цимбаларь едва не поперхнулся. – Да тот, с которым я перед этим столкнулся. Вы ешьте, ешьте… – Про старичка попрошу подробнее. – Вывернулся он, значит, из какой-то подворотни – и прямо мне под ноги. Словно слепой, ей-богу! Сам упал, да ещё с меня шапку сбил. Бормочет что-то, извиняется. Я ему встать помог, он и чесанул дальше. – Шапку, значит, сбил… – задумчиво произнёс Цимбаларь, отодвигая недоеденную уху. – Вы её потом на голову надели? – Нет. В руке нёс. Ночь тихая была, тёплая, а я, признаться, запарился в цеху. – В этой руке несли? – Цимбаларь указал ложкой на пустой рукав. – Ага, – подтвердил Суконко. – Шапка тоже пропала. Но цена ей была – ломаный грош в базарный день. – Вы лицо старика разглядели? – Разглядел, но как-то не запомнил. Морщины, рот ввалившийся… Вот если бы на меня девица в неглиже бросилась – тогда другое дело. – Суконко улыбнулся. – Старичок в вас стрелять не мог? – Боже упаси! Он ко мне и не поворачивался даже. Я ведь до самого последнего момента в сознании был. Только в машине «Скорой помощи» вырубился. – Короче, версию о покушении вы отвергаете? – Конечно. Отродясь никому зла не сделал. – А ревность? Женщины? – Давно к блудням охладел. Можете у жены поинтересоваться. – Возможно, вас спутали с кем-то? Такое случается… – В ваших столицах случается. А у нас сошка мелкая обитает. Все друг друга знают. – Следовательно, никаких загадочных событий, предшествующих покушению, вы не помните? – Помню, почему же… – оживился Суконко. – Было одно загадочное событие. Примерно за месяц до этой беды мне позвонили. По межгороду, между прочим. Незнакомый мужчина вежливо осведомился о моих анкетных данных и даже поинтересовался, в каком именно роддоме я появился на свет. – А вы разве знаете? – Ясное дело. У нас один роддом на весь район. И дочка моя там родилась, и внук. – Хорошо, а что было дальше? – Дальше он сказал примерно следующее: «Вам угрожает серьёзная опасность. Если хотите остаться в живых, немедленно покиньте город, а ещё лучше – смените фамилию. Будьте предельно осторожны, выходя на улицу. Остерегайтесь незнакомых людей». – И всё? – после короткой паузы спросил Цимбаларь. – Нет. Я ещё успел поинтересоваться, кто это звонит, но он ответил: «Неважно. Просто я выполняю свой долг». – Но вы, значит, предупреждению не вняли. – Мало того, я про него на следующий день забыл. Думал, шутка какая-то. – Вы милиции говорили об этом? |