Онлайн книга «Наша служба...»
|
Перестав тискать Семёныча, инспектор повернулся к Прокофьеву и заявил: – От имени нашего фонда выражаю благодарность и хочу наградить вас орденом Дятла первой степени! – Каким орденом? – переспросил Прокофьев. – Дятла! Лесного санитара! Его орденом награждают только за величайшие достижения в сфере защиты экологии! Вы будете почётно награждены, как только мы доставим этого Ужасного Нарушителя Спокойствия Мирных Инфузорий на суд! – Гинапан заозирался. – Кстати, а где он? – В камере. Где же ещё? – Вы оставили его без надзора? – заорал инспектор. – Как вы могли! – Представьте себе, камеры для того и существуют, чтобы там можно было оставить преступника, – буркнул Семёныч, разминая плечи после крепких объятий. Инспектор всплеснул руками. – Вы даже не представляете себе последствий! Он же мастер по локальным экологическим катастрофам! – Гинапан увидел отсутствие реакции на лицах гаишников и заголосил пуще прежнего: – Да вы хоть знаете, что такое локальная экологическая катастрофа? – Это когда в переполненном лифте кто-то воздух портит? – спокойно спросил Семёныч. – Очень смешно! Из-за этого деструктора неповинных крестоцветов на двенадцати планетах уничтожены условия для процветавшей там промышленности! На восьми планетах настолько нарушилась экосистема, что большинство природных видов на грани вымирания! Десятки видов флоры и фауны бесследно исчезли! – Инспектор вдруг замолк, его глаза испуганно округлились. – А что, если, пока мы здесь разговариваем, на станции уже начинается цепная реакция климатических изменений! Вода в ваших баках начинает цвести; продукты в холодильнике протухают; система жизнеобеспечения ничего не обеспечивает… – Ага, – усмехнулся Семёныч. – У некоторых мозги плесенью покрываются, и они несут всякий бред. – Да-да! И такое может быть! – не поняв намёка, согласился Гинапан. – Ну, это вы загнули, – настороженно предположил Антон. – Загнул? ЗАГНУЛ? Быстрее ведите меня к нему! Прокофьев пожал плечами и указал на нужную дверь. Инспектор бросился к ней. Правда, из-за тяжёлого защитного костюма, даже пытаясь бежать со всех ног, он перемещался с той же скоростью, что и спокойно шагающие рядом гаишники. Вскоре они добрались до тюремного отсека. Гинапан заглянул в первую камеру и застыл. – Вот! – заорал он через миг, указывая на скелет за решёткой. – Я же говорил! Мы опоздали! Немедленное обеззараживание! Тревога первой степени! – Тихо-тихо, – старшина похлопал инспектора по плечу. – Всё нормально. Это Бабайка. Наш местный усмиритель буйных заключённых. Конфисковали у задержанного за нарушение ПДД учителя биологии лет десять назад. Не знали, куда деть, вот и запихнули в камеру. Там он и «прижился». – Семёныч поглядел на скелет чуть ли не с любовью. – Вы даже не представляете, насколько тихими становятся самые буйные заключённые, когда видят в соседней камере Бабайку. Инспектор задумался, потом настороженно спросил: – А вы уверены, что ему не стало хуже с того момента, как тут появился этот Беспощадный Уничтожитель Трепетных Насекомых? Семёныч прищурился и посмотрел на скелет. – Вы правы. Что-то мне его цвет лица не нравится. – Вот! Я же говорил! – в панике заорал Гинапан. – Нет-нет! Он такой и был, – поспешно встрял в разговор Антон. – Я уверен. – Да? Ну, раз вы уверены… Но я бы всё равно рекомендовал продезинфицировать весь отсек. – Обязательно! – успокоил инспектора Прокофьев. Они приблизились к камере заключённого. Тот лежал на койке, заложив руки под голову, и, казалось, спал. Вообще, с момента ареста Фридрих Клипс не произнёс ни единого слова. Когда к нему обращались, он не реагировал. Даже предпринятая Семёнычем от скуки попытка напугать террориста корабельной сиреной, которую он каким-то чудом сам дотащил до камеры, не увенчалась успехом. – Попался, Мерзкий Осквернитель Девственных Водоёмов! – заорал Гинапан. – Тебя ждёт суд! Ответишь за свои преступления по всей строгости! Заключённый даже не открыл глаз. – Твоё тело пойдёт на удобрение священным древесам! – уже не так уверенно добавил инспектор. Снова никакой реакции. Гинапан сник и повернулся к гаишникам: – Проведите его на мой корабль! Он демонстративно вскинул голову и направился надменной походкой в обратном направлении. Террорист открыл глаза, лишь когда Семёныч с Прокофьвым вошли в камеру. Он сел на кровати, дёрнул себя за мочку уха и молча посмотрел на гаишников. – На выход! – скомандовал старшина. Заключённый потянулся, хрустнул суставами и спокойно пошел к двери. – Намучаемся же мы с ним, – задумчиво проговорил Семёныч. – Он вроде не буйный, – ответил Антон, глядя на заключённого. – Я про инспектора. Правоту Семёныча Антон осознал, как только они добрались до переходного шлюза на «Целомудренный пестик». Гаишники тащили рюкзаки с вещами, всё-таки сразу после окончания конвоирования у них начинался отпуск. – Запрещённые предметы в рюкзаках есть? – спросил инспектор. – Чего? – спросил Семёныч. – Мы гаишники. У нас не может быть запрещённых предметов! – с гордостью и достоинством заявил Антон. – Я имею в виду предметы, олицетворяющие издевательство над природой. Кожа, мех, шерсть? Деревянные изделия? Сувениры из кишечника велианских берилётов? Счастливые амулеты из остриженных когтей мерисских марзюков? Украшения из затылочных перьев крачинского корбуза? – При каждом слове инспектора передёргивало от омерзения так, словно его било током. – Нет. – Семёныч резко оборвал инспектора, готового ещё не один час перечислять запрещённые предметы. – И если ты сейчас заявишь, что собираешься нас обыскать, я квалифицирую это как нападение на инспектора ГАИ при исполнении. Старшина повернулся к Прокофьеву: – Антоха, напомни-ка, что случилось с последним напавшим на меня? – С тем беднягой, который разлил кофе на газету с нерешённым кроссвордом? – Именно. – Вы хотели отправить его домой пешком. С поста ГАИ до планеты, находящейся в другой системе. – Точно! – Семёныч улыбнулся, потом разочарованно покачал головой. – Только ты мне помешал. – Зачем же так кардинально? – Гинапан отступил на пару шагов. – Я вам верю. А теперь вас нужно стерилизовать! Повисла напряженная тишина. – Что с нами нужно сделать? – медленно спросил Семёныч. Хорошо знающий своего напарника Прокофьев прикусил губу. Раздражение старшины уже почти достигло критической массы, а значит, далее со стороны Семёныча последуют действия, которые мог посчитать адекватными и логичными только… Да только сам Семёныч и мог их к таковым отнести. |