Онлайн книга «Белые яблоки»
|
И вот теперь животное возникло в такси и спросило: – Что ты собираешься делать? Этрих опасливо взглянул на круглую макушку таксиста. – Ты уверен, что этот парень нас не слышит? Алан Уэллс засопел от раздражения, поскольку Этрих за недолгое время их знакомства уже в третий раз задавал ему этот вопрос. – Да, уверен. Поскольку я – это ты, наш с тобой разговор происходит вроде как в твоем сознании, а не на публике. Крыса повернулась лицом к Этриху, спиной к ветровому стеклу и ухватилась лапами за спинку сиденья. Глаза у нее были черные, размером со спелую вишню, а серебристые усы походили на велосипедные спицы. Этрих назвал шоферу адрес кафе, возле которого оставил накануне свою машину. И обратился к крысе: – Почему ты называешь себя Аланом Уэллсом? – Не задавай глупых вопросов, – отрезала та. – Ты сам прекрасно знаешь почему. И она была права. Этрих вписывал это имя – Алан Уэллс – в книгу регистрации, когда ему случалось останавливаться в гостиницах в компании посторонней дамы. Мистер и миссис Алан Уэллс. Он давным-давно придумал себе этот псевдоним. Имя звучало так по-британски, так изысканно лаконично, словно принадлежало не ему, а какому-нибудь актеру сороковых годов с тонкими усиками, игравшему роли исключительно авантюристов и мерзавцев. Там, в лифте, первыми словами крысы были: – Тебе не понравится то, что ты увидишь, когда зажжется свет. Так что будь готов к потрясению. Вспомнив, как чьи-то пальцы ощупывали его тело, Этрих постарался ничем не выдать своего страха и с деланной невозмутимостью ответил: – Я увижу самого себя, да? Ведь ты сам сказал, что ты – это я, только умерший. – Ты увидишь самого себя, – злорадно произнес собеседник. – Таким, каким сам себя в последнее время воображаешь. Этрих собрался было потребовать дальнейших объяснений, но тут свет, мигнув, загорелся, и он увидел в противоположном углу кабины огромную крысу с буро-коричневой шерстью. Она внимательно смотрела на него. Зрение его не обмануло. Это точно была крыса. Не успел Этрих опомниться, как она снова заговорила его собственным голосом: – Если душе суждено вернуться сюда, она принимает облик существа, каким умерший себя воображал. Возмущение вытеснило из души Этриха его страх и растерянность. – Разве я себя считаю крысой?! С каких это пор?! – А разве нет? В таком случае жаль, что я не появился здесь прежде, когда ты в душе называл себя кучей дерьма. Это для тебя лучше, скажи? Я ведь могу переменить свой облик. Теперь, сидя на заднем сиденье такси, Этрих сказал: – Я сейчас еду за своей машиной. Бросил ее возле кафе, когда удирал от тебя прошлым вечером. Помнишь? Алан Уэллс молча уставился на него, и Этрих принужден был отвести глаза. Ему стало не по себе. Он не мог бы сказать, что сильнее раздражало его – молчание зловещей крысы или звуки его собственного голоса. – Ты меня принял за Смерть, Винсент? Совершенно напрасно. Я – это ты, только умерший. Этрих махнул рукой. Мол, какая разница! – Зачем ты здесь? – Я ведь тебе уже объяснил. Чтобы убедить тебя вернуться вместе со мной. Ты больше не причастен к этой жизни. Несколько минут прошло в молчании. Крыса отвернулась от него и стала смотреть вперед. Этрих заметил, как шевельнулись ее длинные усы. Он без труда догадался, что именно она беззвучно произнесла. В мире, где он нынче обитал, не существовало никаких правил. А если они и были, он их не знал. Но самым гротескным в этой ситуации являлось то, что большую часть времени все шло и выглядело как всегда, жизнь казалась вполне обыденной, пока какое-либо безумное происшествие не врезалось в эту обыденность, как нож маньяка, и не рассекало ее на куски. – Тебе уже кто-нибудь говорил о мозаике? – Животное по-прежнему сидело к нему спиной, и Этрих не расслышал вопроса. Он наклонился вперед: – О чем? Крыса слегка повернула голову: – Ты что-нибудь знаешь о Мозаике? – О какой еще мозаике? И пока такси мчалось в уличном потоке, Алан Уэллс рассказал Этриху многое из того, о чем немного ранее Коко поведала Изабелле Нойкор. Этрих все еще находился под впечатлением событий нынешнего утра и потому без конца переспрашивал: «Что?» или «Да ну?». Порой он вставлял в рассказ крысы замечания: «Это сложно для меня. Говоришь, мы все – кусочки смальты? Ну-ну!» Более того, у Коко в кармане имелось наглядное пособие, с помощью которого она продемонстрировала Изабелле, что такое Мозаика. Что же до Алана Уэллса, то у него кроме его красноречия имелись еще лишь две когтистые лапы, которыми он жестикулировал, рисуя в воздухе нечто совершенно невразумительное. Всякого постигло бы фиаско, вздумай он изобразить лапкой в воздухе образ Бога. Вдобавок к этому таксист-пакистанец начал вдруг донимать Этриха разговорами, так что тому приходилось слушать одновременно его и говорящую крысу. Но пятью минутами позже, когда такси остановилось у светофора, дверца, у которой сидел Этрих, внезапно распахнулась и кто-то цепко ухватил его за руку: – Выходи. Заплати этому парню и двигаем отсюда. Он узнал голос Коко и через мгновение увидел ее, стоявшую у машины. Крыса встопорщила усы: – Закрой дверь! Шофер недоуменно взглянул в зеркальце: – Что происходит? Этрих глазам своим не верил. – Какого черта ты здесь делаешь?! Позади раздались гудки автомобильных клаксонов: на светофоре загорелся зеленый свет. Прежде чем Этрих успел собраться с мыслями, Коко выдернула его из машины, повторяя: – Расплатись и пойдем отсюда. Этрих полез в карман за деньгами, не сводя глаз с Коко, которая наклонилась к окну у переднего сиденья. Она пристально посмотрела на крысу, а потом оглянулась через плечо на Этриха: – Дай мне деньги. Выхватив у него из рук десятидолларовую бумажку, она протянула ее шоферу через голову Алана Уэллса. Сзади снова послышались гудки. Коко схватила крысу за узкую морду, наклонилась к ней и произнесла несколько слов на непонятном языке, после чего брезгливо оттолкнула от себя крысу и вновь приказала Этриху: – Пошли! Он покорно поплелся за ней – совсем как мальчик за старшей сестрой. И ему безумно хотелось, подобно малышу в коротких штанишках, потянуть ее за край куртки и прохныкать: «Погоди, ответь, как ты узнала, что я здесь?» А еще: «Ты его, выходит, разглядела? Но как же так? Он говорил, что для всех, кроме меня, остается невидимым». А еще: «Что ты ему сказала? Я ни слова не разобрал». |