
Онлайн книга «Когда вырастают дети»
* * * Забытый плюшевый мишка таращил обиженные глазки в углу полки. В подводном свете зеленой лампы приобретение Принца покоилось на подушке песочного цвета, как на дне моря. Казалось, из оранжевого раструба вот-вот покажется мягкое тельце моллюска и поведет стебельчатыми усиками… у него же есть усики? То есть были. Жаль, что бедная улитка умерла… Хорошо, что хоть домик остался. Такой красивый. Хозяин Тритонис выточил на нем гладкие спирали, нарисовал узоры и отполировал до глазурного блеска… Мама зашла пожелать спокойной ночи и присела на край дивана. – Раковина не помешает тебе спать? – Не помешает. А Русалочке уже сделали операцию? Мамин рот грустно скривился. – Конечно. Врачи же торопились. Поверь, девочке повезло, что ее увезли. Тетя, видимо, богата, у Русалочки будет все, что она захочет. Она еще маленькая, и быстро тебя забудет. И ты постарайся забыть, иначе надорвешь свое сердце. Принц взволнованно приподнялся на локте: – Если сердце надорвется, нужно будет делать операцию, и меня отвезут в институт? – Нет, мой мальчик. Оно просто станет ныть, как больной зуб, всего лишь… Разочарованный, он согласился: – Это неприятно. – Скоро Русалочка научится разговаривать на чужом языке, полюбит свою тетю, как маму, подружится с ребятами, и ничего не останется в ее памяти о детдоме. – Даже меня? – Даже тебя. – Мне плохо так думать, – пожаловался Принц. – А ты не думай. Пойдешь в новую школу, и у тебя появятся друзья. – Она тоже пойдет в новую школу? Где-то там, далеко… – Да. Кстати, завтра к нам придут гости, и ты познакомишься с их дочкой. Она ходит в школу с английским уклоном, ты будешь учиться с ней в одном классе. Это очень хорошая девочка, ее зовут Лиля. Лилия – как цветок. Красивое имя, правда? – Красивое, – равнодушно кивнул он. – Спокойной ночи. Мамина прохладная ладонь погладила его по щеке, подхватила с подушки раковину и положила на стол. * * * Лиля действительно оказалась очень красивой. Но у Принца была своя девочка… хотя уже нет. Не было. Лиля увидела раковину и заинтересовалась: – В ней жил слизняк? – Улитка. – Когда мы ездили в Палангу, мы ели виноградных улиток. – Зачем?! – Они вкусные. – Но ведь они… живые! – Ты какой-то глупый, – фыркнула девочка. – Наверное, потому, что детдомовский. – Я не детдомовский. – Мама сказала, что недавно ты был детдомовский. Ничей. Тетя Марина взяла тебя из жалости, а дядя Эдик – из жалости к тете Марине… Услышав двойной рев, обе мамы выскочили из-за стола как ошпаренные и понеслись в детскую. Оба папы пожали плечами, чокнулись рюмками и продолжили разговор. – Он обозвал меня живодеркой! – плакала Лиля, стоя в углу за дверью. – И еще по-всякому, по-плохому! Мальчик с натужным, багровым лицом катался по полу, колотил в него кулаками и, задыхаясь, хрипло кричал: – Не хочу! Не хочу, блин, не хочу! – Боже, какая дикость! У него что – эпилепсия? – холодно спросила Лилина мама. – Он абсолютно здоров, – так же холодно ответила Мама. – Очевидно, ему сказали что-то… недоброе. – Лиля, что ты ему сказала? – Что мы ели улиток в Паланге-е-е… – Не хочу! – крикнул в последний раз мальчик, забился под диван и затих. Лилина мама, потянув дочку к двери, бросила Маме: – Трудненько будет перевоспитать это быдло. Сочувствую. – У этого быдла, по крайней мере, есть сердце. Гости быстро ушли. Принцу было стыдно, он никогда еще не устраивал истерик, и у него разболелась голова. В открытую дверь летели из зала сигаретный дым, нервное бряканье посуды и громкие голоса. Затаив дыхание, Принц прислушался. – Не хочу отдавать его в школу с английским уклоном, – прозвенел голос Мамы. – Ну вот! То один орал: «Не хочу, блин», то вторая теперь «не хочу», а ведь я еле договорился, – голос Эдуарда Анатольевича был сердитым. – Пойдет в обычную. – Как хочешь… Ребенок проблемный. – Я счастлива, что больше не увижу Абрамовых. – Увы, не могу разделить твоего счастья. Мальчик испортил мне деловое соглашение. – Найдешь другого партнера. – Ты не понимаешь: у Абрамова связи… Мама и Эдуард Анатольевич ссорились. Из-за него, из-за Принца. Лучше бы они не брали его из детдома. Может, тогда ему удалось бы тайком проникнуть в самолет, или уговорить кого-нибудь из летчиков взять с собой в кабину. Большинство людей на свете добрые… Доброта – это что? Это когда жалость?.. Эдуард Анатольевич начал говорить о каком-то дяденьке по имени Бизнес, который хромает, и что производство нездорово от убытков. «Многие чем-то больны», – подумал мальчик и помолился, чтобы все выздоровели. Ему снилась река. В кружеве тальниковых зарослей, не переставая, подмигивало солнце. Весла отталкивались от журчащих волн, пена таяла в тенях, как иней на рассветных окнах. Там, где на бурые доски попадала вода, проступал темный рисунок смоленого дерева. На горизонте у излучины курчавился дымок рыбацкого костра. А на корме лодки было пусто. * * * Мама боролась со словом «блин». Принц так привык к нему в детдоме, что произносил «блин» почти в каждом предложении. – Давай сделаем так: если ты хотя бы один день прекратишь печь «блины», в воскресенье мы с тобой пойдем в цирк, – предложила Мама. Теперь, как только с языка Принца готовилось сорваться запретное слово, он вспоминал о цирке и вместо «блин» стал говорить «цирк». – Смотри, какую лодку я нарисовал! Для реки места не хватило, за лист вытекла, цирк. Мама не очень довольна была новым мусорным словом, но обещание сдержала. По дороге к цирку она спросила: – Что у тебя под курткой? Замок молнии еле застегнулся, куртка впереди оттопыривалась, как раздутый живот. Чтобы раковина не выпала, пришлось подвязать пакет с ней к шее. – Рог Тритона, – честно сказал Принц. Он же дал себе зарок не врать Маме. Она, к счастью, замолчала, и ни врать, ни сознаваться ни в чем не пришлось. Над ареной висела упругая сетка, а наверху под тревожную музыку летали воздушные гимнасты. Принц волновался, что они упадут, но они ни разу не упали и реяли в мерцающем свете прожекторов, будто золотые жар-птицы с человеческими головами. Потом один акробат спрыгнул с трапеции под куполом и, пока остальные с блеском комет сигали в пружинистую сетку, скакал на ней, кувыркаясь высоко в воздухе. |