Онлайн книга «Когда наступит ночь»
|
– Знаешь что?! – встрепенулась вдруг Ирина. – А давай я тебе эту песню сейчас спою! Ребята, гитара далеко? Пришлось чуть отодвинуться, чтобы не мешать. Девушка перебирала струны, прислушивалась то ли к их звучанию, то ли к чему-то далекому. Она не смотрела ни на кого. Александру вдруг показалось, что рядом никого нет, а звук идет издалека. Возможно, из другого мира. А может, и из другого времени. И тут пришел негромкий голос. Не голос. Образ. Поток образов, цветных, объемных. Потянуло печным дымком, старым закопченным деревом и мокрой волчьей шерстью. * * * – Оборотень, оборотень, серая шерстка, Почему ты начал сторониться людей? – Люди мягко стелят, только спать жестко: Завиляй хвостом – тут и быть беде. – Оборотень, оборотень, ведь не все – волки! Есть гостеприимные в деревне дворы… – Может быть, и есть, но искать их долго, Да и там с испугу – за топоры. * * * «Ты права, Иринка, – подумал Александр. – Эта песня и обо мне тоже. По крайней мере, таким я был. А сейчас? Не знаю. разве что сравнить с оборотнем, попавшим в стаю себе подобных. Все равно мы оборотни. Внешне вроде бы люди, а живем своей жизнью. Может быть, и неплохой, но своей. Интересно, что будет, если однажды все узнают о Древнем Народе? Пойдут выпрашивать „сверхспособности“ или действительно с перепугу начнут искоренять нелюдей?» * * * – Оборотень, оборотень, мягкая шубка! Как же ты зимой, если снег и лед? – Я не пропаду, покуда есть зубы. А и пропаду – никто не вздохнет. – Оборотень, оборотень, а если охотник Выследит тебя, занося копье?… – Я без всякой жалости порву ему глотку, И пускай ликует над ним воронье. * * * Вспомнилась ночная поляна, грохот выстрелов, оседающая фигура в черном, схватившийся за лицо автоматчик. Вот уж где действительно оборотень поработал – ну, почти оборотень. И не один. Видно, не одному Александру припомнилась та ночь. Ирина подняла глаза и посмотрела… Обычно серо-голубые глаза считают «холодными». Может быть. Но Александру почему-то стало жарко. Олег и Николай Иванович предостерегали, подозревали, призывали к бдительности – что ж, по-своему они были правы. Но на них так не смотрели. А песня продолжалась, только теперь голос шел не издалека. Они с Ириной были рядом – исчезли все остальные. Остались только двое – и мир, на несколько минут созданный словами и струнами. Это был их мир, и в нем не было неправды, и все то, о чем сказали глаза, подверждалось словами: * * * – Оборотень, оборотень, лесной спаситель! Сгинул в темной чаще мой лиходей. Что ж ты заступился – или не видел, Что я и сама из рода людей? * * * «Мы с тобой одной крови, – мелькнуло в голове. – Древней. Просто ты об этом еще не знаешь. А впрочем, какая разница?» * * * Оборотень, оборотень, дай ушки поглажу! Не противна женская тебе рука?… Как я посмотрю, не больно ты страшен. Ляг к огню, я свежего налью молока. Оставайся здесь и живи… а серая Шкура потихоньку сползает с плеча. Вот и нету больше лютого зверя… – Как же мне теперь тебя величать?… * * * …Они ехали по широкому проспекту, залитому бело-золотым светом фар, окон и фонарей. Александр вел машину молча, Ирина тоже не начинала разговор. Это не было тяжкое молчание, когда двоим больше нечего сказать друг другу. Просто все, что надо, уже сказали песня и глаза. Уже возле самого дома, когда «УАЗик» мигал поворотным огнем перед въездом во двор, Ирина тихо спросила: – Саша… Это правда? То, что ты мне написал? – Конечно, – Александр вывернул «баранку» и въехал во двор. – А твоя песня? – Это не моя, я же говорила. – Какая разница! Важно, кто пел. Так что скажешь? – машина затормозила у подъезда. – У тебя сейчас тоже дела? – Вроде бы нет. Только на ночлег выбираться пора, чтобы не в полночь приехать. – Ты где ночуешь, в гостинице? – Откуда у меня такие деньги?! У знакомых устроился! – А я тебе кто? – Не понял. В каком смысле? – Я тебе знакомая или нет? В общем, Саш, оставайся сегодня у меня… если хочешь, конечно. Похоже, запас потрясений этого вечера еще не был израсходован. Александр долго пытался поймать в голове хоть какую-то мысль. Не получалось. – Ну как, останешься? Да не смотри ты на меня так! Ты что, меня испугался?! – С-скорее себя, – выдавил наконец Александр. – Неожиданно как-то… Мы и знакомы не так уж долго, и вообще. Ну, не привык я к такому. – А ты не к такому привыкай, а ко мне. Кто тут расписал, что без меня не может?! Или со мной – тоже? В конце концов, что я такого предложила страшного?! – в голосе девушки послышались слезы. Она задергала ручку, пытаясь открыть дверцу. «УАЗ» явно решил помочь водителю – пусть не хозяин, но все-таки свой. Дверца не открывалась. – Постой, Иришка! – Александр перехватил руку. Ирина попробовала освободиться, дернулась раз, другой и затихла. Отвернулась обиженно. – Может быть, все-таки выпустишь? Раз уж я тебе не нужна? – голос звучал глухо, сдавленно. – Да кто тебе такое сказал? Просто… Не было у меня никогда так вот все сразу. Ну, не обижайся ты! Я тебя действительно люблю, ты мне очень нужна, честно! – Дурак ты, Сашка! Пень лесной! Медведь! – Ирина повернулась к нему. На щеках поблескивали мокрые дорожки. – Ты что думаешь, у меня такое каждый день? Может, еще и со всеми подряд?! Выпусти меня отсюда! Немедленно! Слышишь, ты, выпусти меня сейчас же! – Как хочешь. Извини, если что не так, – Александр дотянулся до ручки. Дверца открылась сразу же. Ирина так и осталась на своем месте. Как-то растеряно посмотрела на ручку, оглянулась: – Ну, я пошла! – Как хочешь! – мрачно повторил Александр. У медведей тоже есть нервы. Может, он и неправ, но если она ждет, чтобы перед ней падали на колени, умоляли… Не дождется. Переживем как-нибудь. Не впервой. В конце концов, ничего действительно обидного он не сказал. Хорошая вещь – свобода, но надо же и чужую душу уважать. «Не привык» – это еще не значит, что сейчас расфыркается с отвращением. И вообще, чего Александр не любил в романтичных девушках, так это склонности к театральным постановкам в жизни. И к ролевым играм, Ирина их, помнится, любит. – Слушай, сейчас не май месяц, холодно. И так салон не утепленный. Сидишь здесь, так хоть дверцу закрой. |