Онлайн книга «Черепаший вальс»
|
— Случилась еще одна странная штука. Жозефина рассказала про баллы в «Интермарше». — Ну что? Это ли не доказательство, что он жив? У нас обоих была карта: у меня и у него. — Может, кто-то у него украл эту карту… Они помолчали. — А почему этот кто-то сразу ею не воспользовался? Почему ждал два года? Нет, что-то не сходится. — Может, ты и права. Но письма все равно написал не он, я в этом уверена. — Я думала, он вернулся, но не захотел показаться на глаза, потому что опустился, ну и, в надежде достигнуть тех высот, о которых мечтал, пишет письма и живет на мои баллы в «Интермарше»… Ваш отец всегда такой был: прекраснодушный мечтатель, побитый жизнью. Меня ничто не удивляет… Дю Геклен лежал у ног Жозефины и переводил взгляд с одной на другую, словно следил за ходом их мыслей. — Насчет человека в метро я согласна, — сказала Жозефина. — У меня сразу возникли те же сомнения, что и у тебя. Ты, возможно, права насчет писем, ты лучше знаешь Милену. Но остаются похищенные баллы, и они мне не приснились. Ифигения была со мной, она может тебе подтвердить… И тут они услышали тихий, дрожащий голосок Зоэ: — Баллы — это я. Я взяла у него карту в Килифи, чтобы поиграть в магазин, и папа сказал, что я могу оставить ее себе, что он ею не пользуется. И потом как-то раз я ее взяла и использовала. Начала где-то полгода назад. — Но зачем? — спросила Жозефина, постепенно выходя из ступора. — Это все Поль Мерсон. Когда мы встречались в подвале, он говорил, что всем надо скидываться, а я не осмелилась тебе сказать, ты задала бы мне кучу вопросов и… — Это еще что за Поль Мерсон? — спросила заинтригованная Гортензия. — Мальчик из нашего дома. Зоэ часто вместе с другими ходит к нему в подвал, — ответила Жозефина. — Продолжай, Зоэ. — А тем более у Гаэтана и Домитиль нет денег, потому что отец у них такой строгий, они ни на что не имеют права, и иногда их даже заставляют носить целый день только какой-то один цвет… — Что ты несешь?! Ничего не понимаю! Говори по делу, Зоэ! — Ну вот, я и покупала на всех с помощью баллов на папиной карточке. — Ах! — прошептала Жозефина, — теперь я понимаю… — И мои предположения становятся еще более правдоподобными! — вновь взялась за свое Гортензия. — Письма написаны Миленой, человек в метро был просто похож на папу, но это был не он, а баллы в «Интермарше» похитила Зоэ! Ничего себе, вовремя же я приехала, за вами глаз да глаз! Ты, мама, видишь призраков, а Зоэ шляется по подвалам! Вы вообще друг с другом когда-нибудь разговариваете? — Я не решилась вам сказать, чтобы не будить напрасные надежды… — попыталась оправдаться Жозефина. — В результате — полная неразбериха. Ты поэтому сотворила «Плоского папу», Зоэ? — Ну конечно… Я говорила себе, что скоро он вернется и так ожидание покажется не слишком долгим. — Ты солгала, Зоэ, — сказала Жозефина. — Ты украла и солгала… Зоэ покраснела и пробормотала: — Это было, когда мы не разговаривали… Не получилось рассказать. Ты делала свои глупости, а я свои! Жозефина вздохнула: «Сумасшедший дом!» Гортензия попыталась хоть что-то понять, но по расстроенным лицам матери и сестры догадалась, что вряд ли ей это удастся. Тогда она вновь принялась за расследование: — Ладно… Теперь придется объясниться с Миленой. Чтобы она прекратила кропать поддельные письма. Ты знаешь, как ее найти? — Марсель знает. У него есть ее номер телефона… Он мне дал его на Рождество, а я потеряла. Думала позвонить ей после первого же письма, но потом… Не хотелось говорить с этой девицей. — И правильно! По-моему, она чокнутая. Удрала в Китай, как крыса с тонущего корабля, и оттуда разыгрывает мадам де Севинье [125] . Выдумывает дурацкие истории. Она чувствует себя одинокой, время идет, детей нет, вот и вообразила, будто мы ее дочки. Я позвоню Марселю. — Так что, папа взаправду умер? — спросила Зоэ дрожащим голосом. — Нельзя умереть наполовину, Зоэ. Человек либо умер, либо нет. Я думаю, он умер, и уже давно! — отозвалась Гортензия. Зоэ посмотрела на сестру так, словно она только что на ее глазах убила отца, и разрыдалась. Жозефина обняла ее. Дю Геклен принялся подвывать, качая головой, как древние плакальщицы в черных накидках. Гортензия наконец от чистого сердца пнула его ногой. Вечером она попыталась дозвониться Марселю. Номер был глухо занят. — Ну где он там? Держу пари, кувыркается с Жозианой, парит в небесах и отключил телефон! В их возрасте не трахаться надо, а герани поливать и телик смотреть. Гортензия была и права, и неправа. Марсель действительно отключил телефон, но он вовсе не кувыркался с Жозианой и не парил в небесах. Наоборот, он старался удержать ее на Земле. В гостиной сидели мадам Сюзанна и Рене. Младший в детском стульчике грыз сырную корку, обливаясь слюной и демонстрируя набухшие красные десны. Жозиана полулежала в кресле, закутанная в мохеровую шаль. Она дрожала мелкой дрожью. Почему все на меня так смотрят? У меня отросли волосы и видны черные корни? И почему я в ночной рубашке в семь часов вечера? Некоторое время назад я перестала за собой следить, но могла же хоть чуть-чуть постараться. И отчего я дрожу? Разгар июля. Я что-то не в себе. Болтаюсь, как сопля. Мадам Сюзанна присела у нее в ногах и принялась массировать правую щиколотку. Она обволакивала ей стопу мягкими, но настойчивыми движениями и сильно нажимала на определенные точки. Она смежила веки, как створки раковины, и тяжело дышала. — Я твердо уверена, что она одержима, но пока ничего не вижу… — сказала она через несколько минут. Рене и Марсель склонились к ней, стараясь поддержать. Жозиана узнала запах своего мужчины, такой знакомый запах. Вспомнила бурные ночи, жаркие схватки и огорченно вздохнула: уже целую вечность они не куролесили в постели. Ничто ее больше не радовало, она потеряла вкус к жизни. Мадам Сюзанна начала сеанс, она говорила медленно, тихо, чтобы не испугать пациентку: — Жозиана, слушайте меня внимательно, у вас есть враги? Жозиана слабо покачала головой. — Не могли вы случайно или осознанно обидеть кого-то, кто так сильно воспылал жаждой мести, что пожелал вашей смерти? Жозиана поразмыслила и не обнаружила ни одного человека, который бы мог желать ее смерти. В ее семье многие завидовали ее связи с Марселем, порой просили денег, а она отказывала… но из-за этого выкидывать ее из окна — вряд ли. Она вспомнила тот день, когда едва не прыгнула с балкона, вспомнила стул, перила, зов пустоты, желание покончить со смертельной сосущей тоской, отравляющей кровь. Забыть. Все забыть. Встать на стул и спрыгнуть. |