Онлайн книга «Черепаший вальс»
|
Идея доставить удовольствие Зоэ, устроить для нее эту медовую церемонию, отодвинула мрачные мысли о Луке на второй план, и Жозефина расслабилась. — Ты такая хорошенькая, — улыбнулась она, потрепав дочку по голове. — Надо бы расчесаться как следует, а то колтуны будут. — Я хочу быть коалой… И не надо будет причесываться. — Выпрями спинку! — Да уж, коалам живется куда легче! — вздохнула Зоэ, распрямляясь. — А когда вернется Гортензия, мам? — Не знаю… — А Гэри когда приедет? — Понятия не имею, детка. — А Ширли? О ней что-нибудь слышно? — Я пыталась вчера ей дозвониться, но никто не подходил. Наверное, уехала на выходные. — Я по ним скучаю… Скажи, ма, у нас как-то мало родственников, да? — Да уж, родней мы не слишком богаты, — шутливым тоном ответила Жозефина. — А Анриетта? Ты не можешь с ней помириться? Была бы хоть одна бабушка… Пускай она и не любит, когда ее так называют! Анриетту все звали просто по имени: ни «бабушкой», ни «бабулей», ни просто «ба» она быть не желала. Зоэ подчеркнула слова «хоть одна». У Антуана тоже было туго с родней. Единственный сын, родители рано умерли, с тетками, дядьками и двоюродными братьями он перессорился и с тех пор не встречался. — У тебя есть один дядя и один двоюродный брат, это уже кое-что. — Ну-у, это мало… У всех девочек в классе настоящие большие семьи… — Ты правда скучаешь по Анриетте? — По времени, да. — «По времени» не говорят, говорят «временами» или «время от времени», любимый мой малыш… Зоэ кивнула и замолчала. О чем она думает, удивилась Жозефина, глядя на дочь. Личико Зоэ помрачнело. Она размышляла. Казалось, всем ее существом завладела одна какая-то мысль, и она напряженно обдумывала ее в тишине, положив подбородок на руки и упрямо сведя брови. Жозефина молча следила за сменой выражений на ее лице, не хотела вторгаться в этот внутренний диалог. Глаза Зоэ то темнели, то прояснялись, лоб то хмурился, то вновь разглаживался. Наконец она подняла взгляд на мать и с тревогой в голосе спросила: — Скажи, мам, тебе не кажется, что я похожа на мужчину? — Нет, ни капельки! С чего ты взяла? — А у меня не квадратные плечи? — Нет! Что за глупости! — Просто я купила «Элль». Его все девчонки в классе читают… — И что? — Не надо читать «Элль». Никогда. Там все девушки такие красивые… Я никогда такой не буду. Рот у нее был набит: она жевала уже четвертый тост. — Я, во всяком случае, считаю, что ты красивая и у тебя вовсе не квадратные плечи. — Ну ты-то понятно, ты моя мама. Мамы всегда считают, что их дочери красивые. Разве Анриетта тебе это не говорила? — Вообще-то нет! Она говорила, что я некрасивая, но если очень постараться, во мне можно найти что-то интересное. — А какая ты была маленькая? — Да ни кожи, ни рожи, на всех зверей похожа! — А прикольная? — Не думаю. — А как же получилось, что ты понравилась папе? — Наверное, он как раз и разглядел то самое, «интересное»… — У папы глаз-алмаз, да, мам? Он когда вернется, как ты думаешь? — Не имею ни малейшего представления, малыш. Тебе надо делать уроки на понедельник? Зоэ кивнула. — Надо сделать их до того, как пойдешь в кино, а то потом голова будет другим занята. — А можно мы вечером посмотрим вдвоем какой-нибудь фильм? — Два фильма за один день? — Можно посмотреть какой-нибудь шедевр, тогда будет совсем другое дело, это будет для общего развития. Я, когда вырасту, стану режиссером. Сниму фильм по «Отверженным»… — Что это у тебя сейчас все «Отверженные» да «Отверженные»? — По-моему, это ужасно красивая история, мам. Я прямо плачу, когда читаю про Козетту, с этим ее ведром и с куклой… А потом у них такая красивая любовь с Мариусом, и все хорошо кончается. У нее больше нет в сердце ран. «А что делать, если любовь наносит рану в сердце, большую, как воронка от снаряда, такую огромную, что сквозь нее небо видно? — думала Жозефина, спеша на встречу с Лукой. — Кто знает, что он чувствует ко мне? Я не осмеливаюсь сказать ему: “Я вас люблю”, боюсь, что это слишком громкое слово. Я знаю, что в моем “люблю” прозвучит вопрос “А вы любите меня?”, который я тоже не решаюсь задать, боюсь, что он повернется спиной и уйдет, сунув руки в карманы. Неужели влюбленная женщина непременно должна переживать и мучиться?» Он ждал ее у лодочной станции. Сидел на скамейке, руки в карманах, ноги вытянуты, длинный нос смотрит в землю, прядь темных волос падает на лицо. Она остановилась, приглядываясь к нему, прежде чем подойти. Беда в том, что я не могу быть легкой, свободной в любви. Мне хочется броситься любимому на шею, но боюсь его напугать, если смиренно подниму к нему лицо, молящее о поцелуе. Я люблю украдкой. Когда он поднимает на меня глаза, ловит мой взгляд, я подстраиваюсь под его настроение. В любви я становлюсь такой, какой он хочет меня видеть. Пылаю на расстоянии, а как только он приближается, сдерживаю себя. Вы ничего не знаете, Лука Джамбелли, вы считаете меня пугливой мышкой, но если бы вы прикоснулись к любви, кипящей во мне, то получили бы ожог третьей степени. Я нравлюсь себе в этой роли: веселю вас, успокаиваю, чарую, преображаюсь в нежную и терпеливую сиделку, подбираю крошки, которые вам угодно мне уделить, и делаю из них сытные бутерброды. Мы уже год встречаемся, а я знаю о вас лишь то, что вы прошептали мне тогда, в первый раз… В любви вы похожи на человека, потерявшего аппетит. Он заметил ее. Поднялся. Поцеловал в щеку легким, почти дружеским поцелуем. Жозефина вся сжалась: поцелуй пробудил в ней смутную боль. Надо поговорить с ним — именно сегодня, расхрабрилась она вдруг, как часто бывает с очень робкими людьми. Я расскажу ему о своих несчастьях. Что это за возлюбленный, если от него надо прятать свои беды и тревоги? — Как дела, Жозефина? — Бывало и получше… Давай смелей, велела себе Жозефина, будь сама собой, расскажи, как на тебя напали, расскажи про открытку. — У меня было два кошмарных дня, — заговорил он. — Мой брат исчез в пятницу после обеда, как раз когда мы должны были встретиться в этом ресторане, который вам так нравится, а мне так совсем нет. Он повернулся к ней, насмешливо улыбнулся краешком губ. — Он должен был прийти к врачу, который лечит его от припадков буйства, и не пришел. Его везде искали, но он явился только сегодня утром. В ужасном состоянии. Я уж боялся худшего. Простите, что подвел вас. |