Онлайн книга «Черепаший вальс»
|
— А я однажды мать застукал, когда она трахалась, — поведал Поль. — Клево! Она себя не жалеет, пашет, как марафон бежит. Я не все видел, они потом закрылись в ванной, но потом она мне сказала, что тот чувак на нее пописал! — Бррр! Гадость какая! — воскликнули хором Гаэтан, Домитиль и Зоэ. — Она в самом деле дала ему писать на себя? — не поверила Домитиль. — Ага! И он ей отстегнул сто евро! — И она тебе сказала? — Зоэ вытаращила глаза. — Я ж говорю, она от меня ничего не скрывает… — А он свою мочу выпил? — поинтересовалась Домитиль. — Не, он и так словил свой кайф, когда писал на нее. — И она с ним потом встречалась? — Угу. Но подняла цену! У нее губа не дура! Зоэ чуть не вырвало; она сжала зубы, сдерживая позыв. Желудок выворачивался наизнанку, как перчатка. Теперь она не сможет пройти мимо мадам Мерсон, не зажав нос. — А где твой папа был, когда на нее писали? — Домитиль явно интриговала семейная жизнь этой странной пары. — Отец ходит в свинг-клубы. Предпочитает ходить туда один. Говорит, не любит выгуливать супружницу. Зато они друг с другом ладят. Никогда не грызутся, дурачатся, хохочут! — Значит, тобой никто не занимается? — спросила Зоэ, не уверенная, что все поняла в его словах. — Я сам собой занимаюсь. Давай пей, Зоэ, ты совсем не пьешь. У Зоэ тошнота подступила к горлу. Она показала пустой стакан. — Ого, гляди-ка, ты не дура выпить! — заметил Поль, наливая ей. — А слабо опрокинуть? Зоэ в ужасе посмотрела на него. Что за новая фишка — опрокинуть? — Такие штучки не для девушек, — заявила она, собрав в кулак остатки самоуверенности. — Смотря для каких! — Хочешь, я могу опрокинуть, — похвасталась Домитиль. — Опрокинуть, а потом опрокинуться… Домитиль повела плечами и идиотски хихикнула. «О чем они?» — думала Зоэ. Как будто все в курсе какой-то истории, а я понятия не имею. Как будто проболела тему. Никогда больше не приду в этот подвал. Лучше дома сидеть. С «Плоским папой». Ей захотелось уйти. Она нащупала в темноте форму для льда и стала придумывать отговорку, чтобы объяснить свой уход. Ей не хотелось прослыть кретинкой и мокрой курицей. Именно в этот момент Гаэтан обнял ее за плечи и притянул к себе. Поцеловал ее в макушку, ткнулся носом в лоб. Она вся обмякла, ослабела, почувствовала, как набухла ее грудь и вытянулись ноги, и со сдавленным смешком счастливой женщины положила голову ему на плечо. Гортензия все рассказала Гэри. Она пришла к нему в два часа ночи, вся в крови. Он обронил лишь «Oh! My God!» и впустил ее. Пока он обрабатывал ей лицо тряпочкой, смоченной перекисью водорода — извини, дорогая, у меня нет ни салфеток, ни ваты, я ведь старый холостяк, — она рассказала, в какую попала ловушку. — …Только не говори «я же тебя предупреждал», все равно уже поздно, я только заору от ярости, и мне будет еще больнее! Он промывал ей раны точными, мягкими движениями, миллиметр за миллиметром, а она с благодарностью смотрела на него и мало-помалу успокаивалась. — А ты все хорошеешь, Гэри. — Не шевелись! Она глубоко вздохнула, сдерживая крик: было больно. Он ощупал верхнюю губу. — Думаешь, я так и останусь изуродованной? — Нет. Раны поверхностные, неглубокие. Несколько дней будет заметно, потом опухоль спадет и рана зарубцуется. — С каких пор ты у нас стал врачом? — Я во Франции ходил на курсы по оказанию первой помощи, если ты помнишь… Мама настояла, чтобы я продолжал заниматься и здесь. — А я их прогуливала… — Ну да, я забыл, заботиться о ближнем — не твое призвание. — Именно! Я забочусь о себе… и это та еще работенка, доказательство налицо! Она показала на свое лицо и нахмурилась. Улыбаться было больно. Она сидела на стуле в большой гостиной. Разглядывала пианино, открытые ноты, метроном, карандаш, тетрадку по сольфеджио. Везде валялись открытые книги — на диване, на столе, на подоконнике. — Надо поговорить с твоей матерью, пусть она мне поможет. Если их не приструнить, они возьмутся за старое. В любом случае к себе я больше ни ногой! Она жалобно смотрела на него, умоляя ее приютить, и он кивнул — как тут откажешь. — Можешь остаться… А завтра поговорим с матерью… — А можно сегодня лечь спать с тобой? — Гортензия! Это уж слишком… — Не слишком. Иначе мне будут сниться кошмары. — Ладно, но только сегодня… И строго на своей половине кровати! — Договорились. Насиловать тебя, так и быть, не буду! — Ты прекрасно знаешь, что не о том речь… — Ладно, ладно! Он выпрямился. Сосредоточенно осмотрел ее лицо. Еще пару раз провел по нему тряпочкой. Она скривилась от боли. — Грудь трогать не буду. Сама справишься. Он протянул ей пузырек с перекисью и тряпочку. Она встала, подошла к зеркалу над камином и обработала остальные раны. — Завтра придется надевать темные очки и водолазку! — Скажешь, что на тебя напали хулиганы в метро, только и всего… — И этой мелкой твари скажу пару ласковых… — По-моему, она больше в школу не придет… — Думаешь? Они легли спать. Гортензия устроилась в одном углу, Гэри — в другом. Она лежала с открытыми глазами и ждала, когда ее накроет сон. Если глаза закрыть, перед ними опять всплывет человек-куб, а она не горела желанием его видеть и вслушивалась в неровное дыхание Гэри… Довольно долго оба настороженно следили друг за другом, а потом Гортензия почувствовала, как на нее легла длинная рука, и услышала голос Гэри: — Не парься, я здесь. Она закрыла глаза и сразу уснула. На следующий день к ним зашла Ширли. Увидев распухшее лицо Гортензии, она вскрикнула. — Впечатляет… Тебе бы в полицию заявить. — Не поможет. На них надо нагнать страху. — Расскажи-ка все с самого начала, — сказала Ширли, взяв Гортензию за руку. «Первый раз я с ней ласкова…» — подумалось ей. — Я не назвала твоего имени, Ширли, для тебя и Гэри я придумала другие, зато я упомянула твоего начальника, Захарию Горджака… это его сразу утихомирило! Во всяком случае, после этого он отправился совещаться с остальными карликами. |