Онлайн книга «Черепаший вальс»
|
— Вы собираетесь тут заночевать? — спросил мсье Мерсон. — Все уже сваливают… — Простите… Я замечталась… — Я заметил, то-то вас слышно не было! — Упс… — смутилась Жозефина. — Ничего страшного. Не копи царя Соломона делили! У него зазвонил телефон, он достал его, и Жозефина услышала, как он сказал вполголоса: «Да, моя крошка…» Она отвернулась и двинулась к выходу. Ее догнал Эрве Лефлок-Пиньель и предложил вернуться домой вместе. — Вы не против пройтись пешком? Люблю ночной Париж. Часто гуляю. Это у меня вместо зарядки. Жозефине вспомнился человек, который подтягивался на ветке в тот вечер, когда на нее напали. Она поежилась и слегка отстранилась. — Вам холодно? — участливо спросил он. Она улыбнулась и не ответила. Воспоминание о нападении всплывало часто, болезненными вспышками. Сама того не замечая, она думала о нем постоянно. Пока человек с чистыми подметками не арестован, он будет сидеть в ее мозгу как заноза, как предупреждение об опасности. Они пошли по бульвару Эмиля Ожье, вдоль старых железнодорожных путей, и направились к парку Ла Мюэтт. На улице было по-весеннему свежо и ветрено, и Жозефина подняла воротник плаща. — Ну, — поинтересовался он, — как вам понравилось первое собрание? — Отвратительно! Не думала, что в людях может быть столько злобы… — Мадемуазель де Бассоньер часто переходит все границы, — согласился он ровным тоном. — Это мягко сказано. Она просто оскорбляет людей! — Надо мне научиться держать себя в руках. Каждый раз наступаю на одни и те же грабли. Ведь знаю ее! И все равно срываюсь… Он явно злился на себя. — Мсье Ван ден Броку тоже досталось. А мсье Мерсон! Чего стоили намеки на его распутный нрав! — От нее никому не скрыться! Но сегодня она что-то совсем разошлась. Наверняка хотела произвести на вас впечатление. — То же самое сказал мсье Мерсон! Он говорит, у нее на всех досье… — Я видел, вы сидели рядом с ним, и, похоже, изрядно веселились. В его голосе прозвучало едва заметное неодобрение. — По-моему, он смешной и довольно симпатичный, — возразила Жозефина. Смеркалось, в небе сгустились лиловые тени. Каштаны, радуясь первому весеннему теплу, тянули к небу нежно-зеленые руки, словно прося о ласке. Жозефине представилось, что это великаны, которые купаются после долгой зимы. Из приоткрытых окон доносились обрывки разговоров, музыка, веселый шум, и эти живые звуки странно диссонировали с тишиной безлюдной улицы, в которой эхом отдавались их шаги. Огромный черный пес перебежал дорогу и остановился под фонарем. Секунду смотрел на них, словно раздумывая, подойти к ним или не стоит. Жозефина тронула Лефлок-Пиньеля за рукав. — Глядите, как он на нас смотрит! — Какой урод! — воскликнул Лефлок-Пиньель. Это был большой черный дог, гладкошерстный, высокий в холке, с желтыми косящими глазами. Его сломанное левое ухо повисло, а другое было неудачно обрезано и торчало жалким обрубком. На правом боку виднелся огромный шрам, затянутый розовой припухшей кожей. Пес глухо заворчал, словно приказывая им не двигаться. — Думаете, его бросили? — сказала Жозефина. — Ошейника нет. Она с нежностью разглядывала пса. А он, казалось, обращался только к ней, отделяя ее взглядом от Лефлок-Пиньеля и жалея, что она не одна. — Черный Дог Броселианда [91] . Такое было прозвище у Дю Геклена [92] . Он был такой уродливый, что отец прогнал его с глаз долой. Он отомстил: стал самым яростным рубакой своего поколения! В пятнадцать лет уже побеждал на турнирах, а сражался в маске, чтобы скрыть свое уродство. — Она протянула руку к псу, но тот попятился, развернулся и потрусил в сторону парка Ла Мюэтт. Высокий силуэт растаял в ночи. — Может, его хозяин ждет под деревьями, — сказал Эрве Лефлок-Пиньель. — Бродяга какой-нибудь. У них часто бывают большие собаки, вы замечали? — Надо было бы оставить его под дверью мадемуазель де Бассоньер, — предложила Жозефина. — Вот бы она озадачилась! — Она бы отвела его в полицию! — Это точно! Он для нее недостаточно шикарный. Он грустно улыбнулся, а потом вдруг спросил — так, словно все это время не переставал думать об словах Бассоньерихи: — Вам не неприятно возвращаться домой в компании деревенщины? Жозефина улыбнулась: — Да я сама не белая кость… Так что мы — два сапога пара. — Очень мило с вашей стороны… — И потом, никто же не виноват, что родился не из бедра Юпитера! Он признался, доверительно понизив голос: — А ведь знаете, она права: я и правда деревенский пацан. Родители меня бросили, а подобрал один печатник из нормандского села. У нее на всех компромат, благодаря дяде. Скоро она и про вас все узнает, если еще не узнала! — Ну и пусть, мне совершенно все равно. Мне нечего скрывать. — У каждого есть своя маленькая тайна. Подумайте хорошенько… — Да что ж тут думать! Тут она вспомнила о Филиппе и покраснела в темноте. — Если ваша тайна только в том, что вы выросли в глухой деревушке, что родные вас бросили, а достойный человек приютил, ничего постыдного в этом нет! Это даже могло бы стать началом романа в диккенсовском духе… Я люблю Диккенса. Его сейчас мало кто читает… — Вы любите сочинять истории и записывать их… — Да. На данный момент у меня простой, но любой пустяк может меня подтолкнуть, и я опять начну писать! Мне всюду видятся завязки историй! Какая-то мания… — Мне говорили, вы написали книгу, которая имела большой успех… — Это была идея моей сестры, Ирис. Она полная противоположность мне — красивая, живая, элегантная, везде как рыба в воде… — Завидовали ей в детстве? — Нет. Я ее обожала. — О! Вы говорите в прошедшем времени! — Я по-прежнему ее люблю, но не обожествляю, как раньше. Бывает, даже бунтую против нее. Она скромно усмехнулась и добавила: — С каждым разом получается все лучше! — Почему? Она вас тиранила? — Ей бы не понравилось, что я так говорю, но вообще-то да… Она все хотела повернуть по-своему. Теперь стало легче, я пытаюсь защищаться. Но не всегда получается… Такие рубцы до конца не разглаживаются… |