Онлайн книга «Страна смеха»
|
Как-то вечером я сидел за кухонным столом и фиксировал некоторые воспоминания, когда в дверь позвонили. Вздохнув, я надел на ручку колпачок. Я уже заполнил с обеих сторон два листа своего длинного желтого блокнота, но чувствовал, что только начал. Я вылупил глаза на блокнот и покачал головой. “Жизнь с папочкой” Томаса Эбби. Пришлось встать и открыть дверь. – Вечер добрый. Я приехала вывезти вас на полуночный пикник. Она была вся в черном, ну вылитый спецназ. – Добрый вечер, Анна. Заходите. Я распахнул дверь пошире, но Анна и не шевельнулась. – Нет, машина снаряжена, так что давайте собирайтесь. И не говорите, что уже одиннадцать вечера. Для таких пикников самое время. Я подумал, не шутит ли она. Убедившись, что нет, я выключил везде свет и накинул куртку. Дни становились все прохладнее, и ночью было иногда уже по-осеннему зябко. В уцененных товарах “У Ленивого Ларри” я купил теплую драповую куртку в ярко-красную клетку; по словам Саксони, в ней я напоминал что-то среднее между стоп-сигналом и Фредом Флинтстоуном [72] . Луна была – услада оборотня: полная, песочно-белая и, казалось, эдак в полумиле над землей. Звезды тоже высыпали, но луна затмевала все и вся. На полпути к машине я остановился и, застегивая куртку снизу доверху, залюбовался на небо. Мое дыхание клубилось белым облачком в неподвижном воздухе. Анна стояла по другую сторону машины, опершись черными локтями на крышу. – До сих пор не могу привыкнуть, какие тут ясные ночи. Не иначе как все примеси отфильтрованы. – Миссурийское небо в чистом виде – девяносто девять целых и сорок четыре сотых процента. – Точно. – Поехали. Тут холодно. В машине пахло яблоками. Обернувшись, я увидел на заднем сиденье две большие корзины, полные ими. – Можно взять яблочко? – Да, но берегитесь червяков. Я решил воздержаться. Анна блеснула улыбкой. В синеватом полумраке ее зубы белели, как дорожная разметка. – Что такое “полуночный пикник”? – Вопросов задавать не разрешается. Сидите и наслаждайтесь поездкой. Приедем – тогда все и увидите. Я повиновался – безвольно откинулся на подголовник и скосил глаза на мелькающую ночную дорогу. – Ночью здесь надо осторожно, на дороге полно коров, собак или енотов. А однажды я сбила опоссумиху. Я затормозила и подбежала к ней, но она была уже мертва. Но самый кошмар, что из ее сумки тут же повылезали все маленькие опоссумчики. Совсем еще слепые. – Мило. – Ужас. Я чувствовала себя такой убийцей... – Хм, а как там поживает старушка Нагелина? Ей большой привет от Нагеля. – У старушки течка, пришлось ее на пару недель изолировать. Дорога шла то вверх, то вниз, петляла. Я устал, и в набегающем потоке горячего воздуха мои веки отяжелели, как пыльные бархатные кулисы. – Томас, можно задать вам вопрос? – Разумеется. Можно прикрутить обогреватель? – Да, нажмите среднюю кнопку. Ничего, если вопрос личный? Я ткнул не ту среднюю кнопку, и вентилятор гневно запыхтел на высоких оборотах. Анна протянула руку поверх моей и нажала правильную кнопку. Пыхтение стихло, и впервые послышался рокот мотора, шепот шин. – Какой еще личный вопрос? – Что у вас за отношения с Саксони? Ну вот. Саксони надежно упрятана в больницу, а моя маленькая ночная диверсантка рядом за рулем, вся в черном... У меня было множество вариантов ответа. Что я хотел ей внушить? Что я счастливо неженат? Что с Саксони я так, просто время провожу, пока не встречу свою суженую-нареченную? Что я не против, если это окажется Анна, пусть даже дело зайдет слишком далеко? – Мои отношения? В смысле, люблю ли я ее? Совсем одни. Если этой ночью между нами что-то произойдет, никто никогда не узнает. Ну как Саксони повредит, если я немного совру насчет того, что произошло в этой темноте? Невозможно. Одиннадцать часов вечера, Анна здесь, и я здесь, а Саксони нет... и в итоге я сказал: – Да, я ее люблю. И вздохнул. Какого черта еще я мог сделать? Соврать? Да, знаю, мог, но не соврал. Ну разве не молодец? – А она вас любит? – Ладони ее лежали поверх руля, все внимание – на дорогу. – Наверное, да. Говорит, что да. – И, сказав это, я ощутил внезапную внутреннюю свободу, мандраж как рукой сняло. Я успокоился, напряжение разрядилось. Словно игра окончена и мой главный энергоцентр можно выключать на остаток ночи, все равно ведь больше не понадобится. – А почему вы спрашиваете, Анна? – Потому что вы мне интересны. Это гак удивительно? – Да как сказать. Профессиональный интерес или личный? – Личный. Вот и все. Вот и все, что она сказала этим глубоким, как у Лорен Бэколл [73] , голосом (“если чего надо – ты только свистни...”). “Личный”. Я не смел повернуться к ней. Я закрыл глаза и ощутил, как в верхней части туловища колотится сердце. Мне подумалось, не умру ли я когда-нибудь от сердечного приступа. Мне подумалось, не свалит ли меня сердечный приступ прямо сейчас. А две секунды назад я чуть не засыпал. – Гм, и что я должен на это сказать? – Ничего. Можете ни слова не говорить. Я только ответила на ваш вопрос. – Ох! – Я глубоко вздохнул и попытался поудобней устроиться на пластиковом сиденье со своей одиннадцатифутовой эрекцией. Как соблазнитель я редкая бездарь. Много лет я считал, что нет лучшей затравки, чем трехчасовой разговор по душам, а потом – открытым текстом: хочу, мол, с тобой переспать. Не могу сказать, чтобы этот подход был слишком уж эффективен, особенно в колледже, где мне нравились преимущественно “интеллектуалки”, вечно таскавшие “Тошноту” или Кейт Миллетт [74] , закладывая книгу открыткой с репродукцией Ренуара. Но проблема в том, что имиджа ради я выпивал столько черного кофе или ядовитого “эспрессо”, что, даже если магический момент наступал, мне приходилось то и дело бегать в туалет избавляться от скопившейся жидкости. И занудой я был, наверно, редкостным, поскольку как-то раз одна девушка сказала: “Слушай, кончай болтологию, чего бы тебе просто не поиметь меня?” В тот момент это был хороший урок; впрочем, когда я позже пытался применить его на практике, то чаще получал отлуп, чем добивался успеха. В результате даже теперь я никогда не уверен, (1) хочет женщина меня или нет, а (2) если хочет, то как бы это мне “поиметь ее”, и (3)... Перечислять дальше нет нужды – кажется, картина довольно ясна. К счастью, с Саксони получилась полная взаимность – и, видит Бог, я за это благодарен. Но Анна? Анна Франс, ненаглядная дочурка моего кумира? Она сказала, что хочет меня,– или это был флирт, попытка выяснить, как далеко она может зайти, прежде чем я сделаю свой ход, и ей придется меня осадить? |