Книга Филумана, страница 108 – Валентин Шатилов

И, переждав головокружение, Яков доплелся до лавки, сел. Взял гривну. Некоторое время пристально вглядывался в ее змеистое серебрение у себя на ладони.

Мне даже не по себе стало: а ежели она и вправду придушит его?

Но возражать уже было поздно. Мягким, ласковым движением Окинфов накинул легкую ленточку Платеи себе на шею. И прикрыл глаза, ожидая неизбежной кончины.

То, что последовало дальше, мне уже было знакомо по опыту общения с Филуманой. В шатре раздался едва слышный звон, по всей поверхности Платеи заискрились витые разряды молний, расслабленная петля гривны стала стремительно ужиматься, охватывая тугим кольцом тощую шею Якова. И – как и при моей встрече с Филуманой – никакого удушения не произошло. Платея замерла на новом князе Окинфове, как будто на нем всегда была.

И так мне радостно за милого Якова стало! Он еще сидел, ожидая продолжения, а я уже подошла, подняла его лицо с закрытыми глазами и поцеловала в твердый лоб. И сказала весело: – Вот тебе!

– Что здесь еще за нежности творятся? Пригибая голову, чтоб не удариться о поперечную балку, в шатер входил Михаил.

– Познакомься, – смеясь, проговорила я. – Угнанский князь Яков Лексеич Окинфов!

– А я вам, правда, нравлюсь? – как всегда невпопад поинтересовался новый князь, удивленно распахнув свои зелено-голубые глаза.

– Конечно, правда! —легко согласилась я и в доказательство еще раз поцеловала его лоб. – Ой, – испуганно произнес он и потер нос. И объяснил, показывая на полоску Филуманы на моей шее: – Горячая!

Я потрогала ее пальцем и тоже ойкнула – внешняя сторона моей гривны заметно нагрелась. Не докрасна, конечно, но уж гораздо выше комнатной температуры. А на внутренней стороне, которой она прилегала к моей коже, никаких температурных перепадов не происходило.

– Это потому, что т&перь ты – почти что крестная мать нашего новорожденного князя, – объяснил Михаил, стоя у входа. – Между вашими гривнами возникло какое-то сродство.

– И что нам это даст? – восхитилась я. – Никогда еще не была в роли крестной матери!

– А кто его знает… – неопределенно пожал плечами Михаил. – С гривнами всегда все непросто. Может, как-нибудь проявится. Может, и нет. Лучше скажи: ты теперь только крестных детей целуешь или и мужу что-нибудь достанется?

– Достанется, обязательно! – заверила я, бросаясь налего с объятиями.

– Ух ты! – вздрогнул он.

– Что случилось? – отстранилась я.

– Горячая, – указывая на Филуману, сообщил Михаил. И мы вдвоем расхохотались.

– А почему она горячая? – спросил Яков, с интересом глядя на нас.

Он почти совпал по фазе с реальным миром. Если не обращать внимания на то, что ответ на этот вопрос уже прозвучал несколько минут назад.

Когда же мы с Михаилом прервали наш продолжительный поцелуй, Яков со вздохом сообщил: – А гривны князей Фелинских нет в Вышеграде.

* * *

– И откуда он это может знать? – раздраженно пробурчал Зиновий, входя в шатер вслед за Михаилом.

– Сам спроси, – предложил тот, указывая на Якова, который настороженно глядел снизу вверх на вошедших.

Зиновий заметил на шее у новоявленного князя Окинфова гривну, едва не заскрипел зубами от ярости, но усилием воли взял себя в руки и почти ровным голосом задал ему свой вопрос: – Ну и откуда знаешь?

– Я тебя расстроил? – горько вздохнул Яков.

– Ты его еще не расстроил, – заметила я Якову. – Ведь ты еще не ответил на его вопрос, а значит, он и не успел расстроиться.

Дело в том, что Яков своими репликами несколько предвосхищал события, пытаясь обсуждать то, что еще даже им самим не было произнесено. Это тоже затрудняло общение – как и его предыдущая медлительность, но я надеялась, что постепенно он войдет в нормальный ритм, вполне соответствующий скорости окружающего мира.

Яков внимательно посмотрел на меня и кивнул Повернулся к Зиновию.

– Я не знаю, откуда я знаю. Но я это знаю, – сообщил он доброжелательно. И вновь обернулся ко мне: – Теперь я ответил на его вопрос, и он успел расстроиться?

– Успел, – буркнул Фелинский. – Тогда, может, хоть знаешь, где она?

– Ее могли взять те волхвы, которые ушли из Вышеграда вместе с царом, – мягко, успокаивающе дополнил Яков.

– Это второе его предположение о нынешнем местопребывании Корсеки, – пояснила я.

– А первое было какое? – недовольно скривился Зиновий.

– Первое, и самое вероятное, он сейчас скажет. Но, боюсь, оно тебе понравится еще меньше, чем второе.

– Гривна ваша, верно, была испорчена. Как следует испорчена, – невинно хлопая рыжими ресницами, выложил наш пророк. – Поэтому успела уже проржаветь. И даже распалась в пыль.

Зиновий уже открыл рот, чтобы крепким словом приложить такого пророка вместе с его пророчествами, но, встретив мой пристальный взгляд, спохватился. Впрочем, я и так знала все, что он собирался сказать.

– Да, это неприятный и совершенно неподходящий вариант, – согласилась я. – Но сейчас волхвы вместе с нечистью очень стараются взять верх. Вернуть историю на пять столетий назад. В ту пору, когда ваши предки еще не имели поддержки гривен. Так что… – Я развела руками.

– Но этого просто не может быть! – возмущенно сжал кулаки Зиновий. – Ибо какой же я тогда князь – без гривны-то?

– Значит, о плохом и думать не надо! – бодро сказал Михаил. – О совсем плохом. А надо думать, что гривна твоя – у цара. А это уже лучше, чем бесполезное копание на пепелище. Так ведь? Ты князь. Тебе надо вернуть свое добро. Значит, что надо делать?

Зиновий подумал: – Снарядить мою дружину в погоню за даром? И самому стать во главе ее?

– Вот это – уже толково! – одобрил Михаил, – Только по такому случаю не грех бы посоветоваться с великим князем Петром. Ему твое желание тоже будет интересно. А то что-то в нашей Соборной рати неладно стало. Война не окончена, а князья-воеводы ухе поговаривают, что должно-де по вотчинам разъезжаться – заботы-де у них неотложные, совсем, мол, заждались их вотчины и уделы! При этом пар где-то ездит и воду мутит, как и раньше. Ему и дела нет, что Великий собор объявил его татем и изменником. Да и та часть князей, которая была в его ополчении, разбежавшись, может снова сбежаться. Особенно прослышав об угрозах отлучения от княжения, которыми всех пугает князь Дмоховский. Вот и снова под даровой рукой полки окажутся немалые… А мы между тем по княжествам своим попрячемся?

* * *

Я вернулась с заседания Великого собора с головной болью. Говорено было много, но бестолково и не по делу.

Все-таки пять столетий тишины разбаловали господ князей и лыцаров. Мало кто озабочен был тем, как довести войну до конца. Большинство же князей оказались вполне удовлетворены тем, что совершено, и желали теперь с почетом вернуться по домам, чтоб там рассказывать восхищенным чадам и домочадцам о своих ратных доблестях.