Онлайн книга «Филумана»
|
Почти у самых ворот я распахнула дверцу кареты. Выглянувшая вслед Лизавета ахнула, народ оторопел. А я уже была на крыше кареты. Сорвала с шеи платок – так, чтобы всем была видна Филумана, засиявшая своим магнетическим блеском в первых лучах восходящего солнца. И закричала толпе: – Мир и спокойствие да пребудут в Суроже! Правь с нами! Ждите меня и готовьтесь праздновать! – Княгиня! Княгине слава! Свет наш княгиня! – возопила восхищенная толпа. Да так, что кони шарахнулись и карета качнулась. Но я уже спрыгивала на облучок, Никола поспешно захлопнул за мной дверцу кареты, закричал: – И-и, залетные! И мы вылетели за городские стены. Я еще раз приоткрыла дверцу, оглянулась. Народ кидал шапки и махал руками, лыцарство, так и не выступившее за городскую границу, едва сдерживало хрипящих, танцующих на месте коней. И только кравенцовское посольство – из двух карет (княжеской, с изумрудно отсвечивающим гербом, и простой кибитки для баб-поварих), телеги, пятерых всадников и трех запасных лошадей – выехало вслед за нами из ворот. На дорогу в Вышеград. * * * Кое-что я начала понимать об этом мире после того, как моя карета, спокойно ехавшая впереди нашего небольшого каравана, вдруг начала трястись больше обычного, а потом резко остановилась и накренилась так, что я съехала в самый угол сиденья. Мирно посапывавшая в дреме Лизавета не удержалась со сна и свалилась мне под ноги. И на ноги. – Ой-ой, госпожа, что такое? – послышался снизу ее очумелый голос. – Если ты позволишь мне встать, то я попробую узнать, – морщась и пытаясь вытащить платье из-под Лизаветы, ответила я. Послышались мужские голоса. Через окошко я увидела, что кравенцовские всадники подскакали и спешиваются. – Ой, сейчас, сейчас, госпожа, – барахтаясь в надетой на нее господской юбке, причитала Лизавета. Я ей позволила выбрать что-нибудь в дорогу из княжеского барахла – и вот результат: она запуталась в непривычном обилии ткани. – Прощения просим, госпожа, но с вами все в порядке? – постучал в окошко Никодим. – Все, – ответила я и высвободила наконец свои ноги из-под Лизаветы. – Что стряслось? Карета стояла, погруженная по ободья в заросли зелени. Двумя колесами на каком-то бугорке, невидимом среди травы. Наезженная дорога осталась метрах в десяти справа. Лошади мирно пощипывали листики. – Кучер ваш заснул, – сумрачно ответил голос Порфирия с другой стороны кареты. – Заснул? – удивилась я и вдруг поняла, что не чувствую его и не вижу даже сонных мыслей. Спрыгнув со ступеньки, я прошуршала подолом о волны травы и, обежав карету, склонилась над лежащим на облучке Николой. – Он не спит. Он без сознания! – Я осторожно похлопала его по скулам. Массажу лица очень мешала густая, пегая с проседью борода. – Княгиня?.. От своей кареты к нам бежал Михаил. – Со мной все в порядке, – успокоила я его. – Но вот мой кучер что-то вдруг потерял сознание. Начались обещанные неприятности. – Обещанные? – Михаил улыбнулся. – Вы все под впечатлением хитроумных речей Селивана? Что тут с вашим кучером? Он тоже склонился к Николе, потормошил его за плечо: – Ну хоть дышит. А вы, княгиня, хорошо его знали? – В каком смысле? – удивилась я. – Он привез нас в Сурож, потом к княжеским теремам, теперь в Вышеград везет. Как я еще должна его знать? – Вы говорили с ним? Приказывали? – Приказывала? Ну приказала, кажется, в самом начале. Везти нас в Сурож. Вы думаете – я замучила его приказами? – Мне стало смешно. – Вовсе нет! Даже приказы готовиться ехать в сурожские терема и в Вышеград я передавала ему через Ли-завету. Михаил с Порфирием переглянулись, и я услышала брезгливую мысль старшего брата: «Княгиня еще!… О слугах позаботиться не может!» А Михаил сочувственно сказал: – У вашего кучера навья истома. «Навья истома! Навья истома!» – удивленно-сочувственно разнеслись его слова во всех головах. – Что у Николы? – высунула голову из кареты Лизавета, которой, видимо, удалось справиться с юбками. – Навья истома, – нехотя буркнул ей Никодим. – Что? – Лизавета побледнела и зажала открывшийся рот кулачком. А потом выскочила и забегала вокруг меня, яростно выкрикивая: – Это не так! Не может такого быть! Не может! – Это болезнь? – запаниковала я. – Она заразная? – Давайте сделаем так, – предложил Михаил. – Чтобы не останавливаться и время не терять, я пока посажу править вашей каретой своего человека. – Он обернулся и приказал: – Ролка, привязывай Черномора к запасным лошадкам, а сам садись вместо кучера княгини. А вашего кучера, госпожа, мы пока пересадим к вам, в карету. Пусть его ваша служанка придерживает, чтоб он не сваливался с сиденья. А как придет в себя – побеседуйте с ним, поговорите. – О чем? – Я недоуменно смотрела на Михаила. – О чем угодно. Не имеет значения. Когда у нас будет остановка на обед, мы с вами обсудим кое-что. Не переживайте, вам навья истома не грозит! Князь ободряюще улыбнулся, но он сейчас был единственным, кто испытывал ко мне добрые чувства. По крайней мере, в его доброе ко мне отношение хотелось верить. Про остальных я знала наверняка. Самое безобидное из названий, которые они давали мне мысленно, было «злая госпожа». Вслух не было произнесено ни слова, но люди, стоило мне посмотреть на них, отводили глаза, не в силах скрыть неприязни. В полном замешательстве я смотрела, как тяжелого, обмякшего Николу впихивают в карету, а когда мы тронулись в путь, первым делом спросила Лизавету, изо всех сил удерживающую грузное тело кучера от падения на пол: – Что такое «навья истома»? – Это… – Она пыхтела, перехватывая Николу то за ворот, то за грудки, – Это вранье все… И неправда… Не может такого быть!… – То, что «не может», – это я поняла. Я принялась помогать Лизавете – когда Никола клонился вперед, упиралась ладонями ему в грудь. Пока нам удавалось совладать с его бесчувственной тяжестью. – А если «может»? Тогда это что? Лизавета отвела глаза, чем сразу напомнила кравенцовиев. – Это, – с немалым трудом выдавила она, – когда господин своих слуг не любит… Но это не про вас! – тут же вскинулась Лизавета. – Вы любите! Вы добрая, вы хорошая! – Подожди, – попросила я. – Толком объясни. Не любит– и что? Голодом морит? Плетьми забивает? |