Книга И девять ждут тебя карет, страница 25 – Мэри Стюарт

— Печенье. Его кто-то переставил. А, вот оно. — Я положила три печенья в блюдечко Филиппа, искоса посмотрев на миссис Седдон. — Сегодня добавочная порция. Он пережил несколько неприятных моментов в гостиной внизу.

— Правильно. Его не мешает немножко побаловать, если хотите знать мое мнение. А теперь мне действительно надо идти. Очень приятно было поболтать с вами, мисс. И мы с Седдоном вот что думаем: как Филиппу повезло, что вы с ним! Он ведь любит вас, это сразу видно, а я считаю, что больше всего он нуждается в том, чтобы любить кого-нибудь.

— Мы все в этом нуждаемся... — сказала я тихо, почти про себя.

— Ну ладно, — добродушно произнесла миссис Седдон. — Его старая няня тоже была хорошей женщиной, ничего не скажешь, но она немного сюсюкала с ним. Говорите что хотите, но это вполне понятно: она ведь вырастила его с пеленок. Может быть, хозяин был прав, что решил заменить ее, — вы ведь сами говорили об этом. Главное, ему надо было полностью сменить обстановку, после того как он потерял папу и маму, бедный маленький сиротка. А вы его замечательно воспитываете, извините, что беру на себя смелость говорить вам это.

— Это очень любезно с вашей стороны. Благодарю вас, — сказала я, чувствуя себя растроганной. Подняв поднос с ужином для Филиппа, я улыбнулась ей поверх него. — Надеюсь, все будет хорошо. Во всяком случае, я знаю человека, который наверняка будет доволен, когда приедет мсье Рауль.

Она остановилась у дверей и с трудом повернулась:

— Кто? Мистер Флоримон? Ну, не могу сказать...

— Я имела в виду не его, а Филиппа.

Она поглядела на меня и покачала головой:

— Мистер Роул почти не знает мальчика, мисс. Не забудьте, Филипп приехал к нам незадолго до вас, и с тех пор мистер Роул ни разу не был здесь.

— Но мистер Рауль должен был видеть его в Париже или где-нибудь с мсье Ипполитом.

— Нет, не видел. Я точно знаю. Вряд ли они с мистером Роулом видели друг друга в этом Пари. Пари! — сказала миссис Седдон, стараясь произносить название столицы Франции по-французски. — Пари! Вряд ли он стал бы там думать о Филиппе! Заметьте мои слова, у него были там свои делишки, в этом Пари!

— Но когда Филипп услышал, что чья-то машина поднимается к замку по дороге, он выскочил на балкон, как молния, а когда увидел Флоримона, был страшно разочарован. Более того, был просто потрясен... Кого же он мог ожидать, если не двоюродного брата?

Посмотрев на миссис Седдон, я была поражена, увидев, что глаза ее полны слез. Покачав головой, она вытерла щеки пухлой рукой.

— Бедный сиротка, несчастный малютка! — прошептала она и замолчала.

Но, несколько раз всхлипнув и проделав сложные манипуляции с носовым платком, она все же объяснила мне все. Причина была проста, очевидна и ужасна.

— Он не видел своих родителей мертвыми. И ему не разрешили пойти на похороны. Мы с Седдоном убеждены — он не верит, что они действительно умерли. Их должны были привезти из аэропорта, понимаете, и мальчик ждал их, но родители так и не приехали. Больше он никогда их не видел. Думаю, он все еще ждет.

— Это ужасно. — Я с трудом перевела дыхание. — Это... это ужасно, миссис Седдон.

— Да. Если он слышит, как подъезжает машина, то пулей несется навстречу. Я сама видела. Счастье, что сюда приезжают не очень-то часто, иначе мальчик круглые сутки торчал бы на балконе и наконец расшиб бы себе голову о камни на дорожке или накололся на эти острые железные прутья, как жук на булавку.

У меня по спине пробежали мурашки.

— Я буду смотреть за ним, — произнесла я.

— Хорошенько смотрите, — поддержала меня миссис Седдон.

... Существо, передвигающееся на двух ногах

и внешне похожее на человека, а не на чудовище...

Диккенс. Посмертные записки Пиквикского клуба. [10]

Филипп уснул, свернувшись в удивительно маленький клубок под одеялом. Свет еще горел, книга, которую он читал, соскользнула на пол. Мальчик что-то зажал в руке, и я отвернула простыню, чтобы посмотреть, — это был игрушечный солдатик королевской гвардии в высокой меховой шапке.

Я подняла книгу, поправила одеяло, потушила свет и тихонько вышла, держа в руках ненужное какао, которое оставила в кладовой.

Вернувшись в свою комнату, я вышла на балкон и опустила портьеру, чтобы снаружи не было видно света. Ночь выдалась спокойная и неожиданно теплая. Тумана пока не было, но далеко, в глубине долины, темнота стала какой-то белесой. Воздух был по-весеннему сырой. Где-то в лесу раздался крик совы, еще один. Эти звуки отозвались во мне неожиданной грустью. Я чувствовала себя усталой и разбитой. Очень много событий произошло сегодня: впечатление от приятных — утренней встречи с Уильямом Б лейком, маленького флирта с Флоримоном в салоне — как-то сгладилось, оставив необъяснимое разочарование.

Конечно, я понимала, что это значит. Одиночество было мне очень давно и хорошо знакомо. Оно всегда таилось в душе... Я научилась не давать волю этому чувству, даже иногда наслаждалась им, но бывает время, когда больше нельзя оставаться наедине с собой и ты начинаешь искать какое-нибудь успокаивающее и отвлекающее средство: радио, собака, шампунь, чулки, которые нужно постирать, оловянный солдатик...

Я сжала губы и призвала себя к выдержке. Только потому, что сегодня состоялись две приятные встречи, выходящие за рамки моих обязанностей, — не говоря уже о поучительной и интересной беседе с домоправительницей, — не следует воображать себя одинокой и покинутой теперь, когда развлечения кончились и я должна провести вечер одна. Нечего стоять здесь и глазеть на весенние сумерки, представляя, как я проведу в этой комнате всю свою жизнь.

Ради бога, что я о себе вообразила? Неужели я могла поддаться иллюзии, возникшей во время разговора с Флоримоном, что мы с ним и мадам де Вальми можем сидеть рядышком у камина и беседовать на равных? Что ж, если бы десять лет назад не случилось то, что изменило всю жизнь... Ладно, хватит; это все в прошлом, и чем быстрее я привыкну раз и навсегда к тому, что веселые времена кончились, тем легче будет избавиться от резкой смены настроения, от приступов ненужных воспоминаний.

Медленно повернувшись, я прошла к южному краю балкона, находящемуся прямо над маленькой гостиной. Свет, струящийся из высоких окон, приглушенный золотистыми портьерами, мягко падал через лоджию на террасу. Спутанной сетью голых веток и шипов розовые кусты ловили его слабые лучи. Их тени, словно веники, мотались взад и вперед по свежевскопанным грядкам. Одно окно было открыто, чтобы впустить в гостиную теплый ночной воздух, из него вырывался яркий сноп света, голоса и смех. Я представила себе, как весело горят дрова в камине, сверкают бокалы с вином, пахнет кофе, бренди и сигарным дымом...